ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Так Пандавы провели в Бадарике шесть дней и ночей. На седьмой день подул северовосточный ветер и принес с неба прекрасный лотос. Цветок упал к ногам Драупади, и она стала с интересом и удивлением его разглядывать. Золотистый цветок с тысячей лепестков очаровал царевну своим благоуханием. Он был настолько красив, что Драупади долго не могла оторвать от него глаз. Никогда еще не доводилось ей видеть ничего подобного. Подойдя к Бхиме, она показала ему небесный лотос и молвила:
— Посмотри на цветок, о могучерукий! Видел ли ты когда-нибудь такое чудо? Сердце мое радуется, когда я гляжу на него. Хочу подарить его Юдхиштхире. Разыщи, пожалуйста, откуда он прилетел сюда, и принеси еще таких же цветов — мы заберем их с собой в Камьяку.

Драупади посмотрела на Бхиму. Под взглядом ее темных глаз, опушенных длинными изогнутыми ресницами, Бхима воспрянул, словно получил приказ к бою. Как рад он был возможности сделать хоть что-то ради ее удовольствия! Она так настрадалась за эти годы. Нежная царевна не была приспособлена к лесной жизни, и ее по-прежнему мучили воспоминания об оскорблении, нанесенном ей в Хастинапуре. А в последнее время она страдала еще сильнее из-за разлуки с Арджуной. Из всех Пандавов она любила его сильнее других. Бхима ответил:
— О благословенная, я сделаю все, о чем ты просишь. Скоро ты увидишь меня с целой охапкой этих золотых цветов.

Повернувшись в сторону, откуда дул ветер, Бхима принялся взбираться по горному склону. Он продвигался вперед быстрым шагом, напоминая разъяренного слона, проламывающего себе путь через джунгли. Все лесные твари в страхе разбегались перед Пандавом, он же несся вперед, думая только о Драупади.

Чем выше поднимался Бхима, тем красивее становилась местность. Очарование ей придавали не только цветущие деревья, но даже скалы: они были необычными — из черного камня, со множеством вкрапленных в них драгоценных камней. Бхиме казалось, что это богиня Земля подняла руку, украшенную искрящимися драгоценностями. Бхима чувствовал освежающее дуновение прохладного ветерка, и силы его возрастали. Глядя по сторонам, он повсюду видел гандхарвов и сиддхов, резвящихся на горных склонах со своими супругами, прекрасными небесными девами, которые оглядывались на Бхиму, когда он проносился мимо.
Бхима обошел весь склон. Он искал лотосы повсюду, но похожих цветов нигде не находил. Так он продолжал восхождение, рыча от восторга и наслаждаясь собственной силой и мощью. Заслышав издали его громогласный рев, звери дрожали в страхе. Тигры покидали свои логова — горные пещеры — и метались вокруг в полном смятении. Некоторые из них пытались напасть на Бхиму, но он одним ударом отбрасывал их в сторону, даже не останавливая бега. Он хватал слонов и бросал ими в других слонов, расчищая себе путь.

Вскоре Бхима увидел впереди банановую рощу. Богатырь вломился в нее и стал крушить исполинские деревья — они с треском валились на землю от ударов его локтей и бедер. Ликующие вопли вырывались из его груди, и звуки его голоса сливались с жалобными криками перепуганных животных. Гул этот разносился на много йоджан вокруг.

Но вдруг Бхима заметил, как неподалеку над лесом поднялись в воздух несколько водяных птиц, встревоженных шумом. Сообразив, что где-то рядом должен быть водоем, а там, где вода, могут быть и лотосы, Бхима стал пробираться в ту сторону, откуда вылетели птицы. И действительно, пройдя немного вперед, он увидел перед собой прекрасное озеро, на глади которого росли многочисленные лотосы и лилии. Пандав спустился к воде, нырнул и стал плескаться в озере, словно взбешенный слон. Почувствовав себя бодрым и свежим, Бхима вышел из воды, приложил к губам свою раковину и оглушительно затрубил в нее. Но когда он присмотрелся к лотосам внимательнее, то обнаружил, что они вовсе не похожи на цветок, который приглянулся Драупади. И опять Бхима помчался вперед, следуя по пути, ведущему все выше в горы.

Вдруг впереди раздался оглушительный грохот. От этого звука, эхом разнесшегося по горному склону, волосы у Бхимы встали дыбом. Он побежал туда, откуда раздался грохот, и увидел гигантскую обезьяну, которая лежала, перегородив собой лесную тропу, и била длинным хвостом по земле, так что от каждого удара земля под ногами у Бхимы начинала ходить ходуном. От обезьяны исходило яркое сияние, делавшее ее похожей на раскаленный медный холм. Тело обезьяны было широким в плечах и сужалось к поясу. Лицо ее светилось, словно полная луна, а за тонкими губами Бхима разглядел острые, жемчужно-белые зубы.

Бхима увидел, что обезьяна, словно массивный холм, лежит прямо у него на пути, и грозно крикнул на нее. Но великана этот окрик, казалось, ничуть не побеспокоил. Он медленно открыл красноватые глаза и окинул Бхиму ленивым взором:
— Зачем ты меня разбудил? Разве не видишь, что я болен и достоин твоей жалости? Ты человек, и тебе должно быть известно, что законы религии предписывают людям проявлять доброту ко всем низшим тварям. О герой, по тому, как ты пришел сюда, без разбору убивая животных на своем пути, я могу заключить, что добродетель тебе неведома. Кто ты и куда идешь? Разве не знаешь ты, что дальше пройти не сможешь? Этот путь ведет на небеса, и людям нет туда доступа. Лишь достигшие совершенства подвижники могут подняться в царство небожителей. А потому откажись от своих намерений и поворачивай обратно. Правда, перед тем как отправиться в путь, ты можешь отдохнуть здесь немного, отведать сладких фруктов и напиться прохладной воды. О величайший из мужей, не пытайся проникнуть дальше: твоя сила тебе не поможет, и ты понапрасну лишишься жизни.

Озадаченный словами диковинного животного, Бхима вежливо обратился к нему:
— Как зовут тебя, о почтенный? Почему ты принял облик обезьяны? Сам я принадлежу к царскому роду. Я потомок Куру, сын царя Панду. Родился я в Лунной династии от союза Кунти и Ваю, и зовут меня Бхима.

— А я простая обезьяна, — ответил незнакомец, — и я не дам тебе пройти дальше. Ступай лучше назад, а не то погибнешь.

Бхима почувствовал в себе растущий гнев. Что это за надменное существо?
— Эй, обезьяна! — вскричал он. — Я не спрашиваю у тебя разрешения, и мне не важно, что ты думаешь о том, где и когда я погибну. Отойди-ка в сторонку. Иначе тебе не поздоровится.

Обезьяна ответила все тем же ленивым голосом:
— Я обессилел и не могу сдвинуться с места. Если хочешь пройти, перешагни через меня.

Бхима покачал головой:
— Разве могу я переступить через тебя, когда знаю, что всепронизывающая Сверхдуша, Господь всех живущих, пребывает в твоем сердце, так же как и в сердце любого существа? Я не могу отнестись к Нему непочтительно.

Присмотревшись повнимательнее к обезьяне, Бхима подумал, уж не Хануман ли перед ним — преданный слуга Господа Рамы? Но ведь Хануман жил много тысячелетий назад. Разве мог он все еще оставаться на земле? Тогда ему должно быть около миллиона лет. «Нет, такое невозможно», — решил Бхима и продолжал:
— Если бы я не знал о Сверхдуше, то уже перепрыгнул не только через тебя, но и через всю гору, как Хануман перепрыгнул через океан.

Обезьяна широко раскрыла глаза и посмотрела на Бхиму:
— Кто такой Хануман, который перепрыгнул через океан? Может, ты расскажешь мне о нем?

Бхима ответил:
— Это мой брат. Его отцом был бог ветра. Хануман обладал великой силой и разумом. Он был лучшим из обезьян, и его славные деяния описаны в «Рамаяне». Ради Ситы, жены Рамы, он перенесся на Ланку, пролетев над морем сто йоджан. Я равен ему по силе и доблести, и потому мне не составит труда проучить тебя. Вставай же, о обезьяна, и освободи мне дорогу. Если же ты этого не сделаешь, то мне придется отправить тебя в обитель Ямараджи.

— Я уже стар и не могу встать, — спокойно отозвался великан, не тронувшись с места. — Отодвинь мой хвост, и тебе будет достаточно места, чтобы пройти.

Бхима подошел к обезьяне. Нет, это, конечно, не Хануман, ведь Хануман обладал беспредельной силой. Эта обезьяна — просто наглое и немощное создание, заслуживающее наказания за то, что преградило ему дорогу и не хочет двинуться с места. Не исключено даже, что это обернувшийся обезьяной ракшас, который ждет удобной возможности, чтобы напасть. Бхима решил, что возьмет его за хвост и будет вертеть в воздухе, пока тот не расстанется с жизнью. Пандав нагнулся и левой рукой небрежно взялся за обезьяний хвост, но, к своему удивлению, обнаружил, что не может его даже пошевелить.

Крепко ухватившись обеими руками за хвост обезьяны, Бхима что есть мочи потянул за него, но хвост по-прежнему не сдвинулся. Бхима напряг все силы. Лицо его исказилось от натуги, глаза вращались, а тело покрылось потом. Но сколько Бхима ни старался, он не сумел ни на йоту сдвинуть хвост с места.
Пандав понял, что перед ним не обычная обезьяна, и даже не демон, как он было подумал. Опустив голову в смущении, Бхима встал перед чудесным существом со сложенными ладонями и произнес:
— Прости меня за грубость. Кто ты — сиддх, гандхарв или один из богов? Я страстно желаю узнать, кто скрывается за этим обезьяньим обликом. Прошу тебя, даруй мне прибежище — я обращаюсь к тебе, как ученик к учителю. Раскрой мне, пожалуйста, свою тайну, если можешь.

Великан поднялся и сел, молвив так:
— О гроза врагов своих, если тебе так любопытно услышать об этом, хорошо — я расскажу. Да будет тебе известно, что я — сын того, кто наполняет жизнью эту вселенную. Я сын Ваю, зачатый им в лоне Кешари. Я — тот, о ком ты недавно вспоминал, обезьяна по имени Хануман.

Хануман вкратце поведал восхищенно внимавшему его словам Бхиме славную «Рамаяну», которую Пандав слышал уже не раз. Когда Хануман закончил рассказывать, Бхима со слезами на глазах упал перед ним на землю в поклоне. Поднявшись, он радостно заговорил, обращаясь к предводителю обезьян:
— Нет человека счастливее меня, ибо я своими глазами видел моего прославленного могучего брата! О величайший, я хочу попросить тебя только об одном: покажи мне твой облик, в котором ты перепрыгнул через океан. Тогда уж я окончательно поверю в твои слова.

Хануман ответил:
— Сей облик не способен увидеть ни ты, ни кто-либо другой. Когда я прыгал через океан, все было не таким, как сейчас. То была другая эпоха, и все было гораздо крупнее. Однако сейчас наступает Кали-юга, и все существа и предметы стали меньше. Я уже не могу явить тот колоссальный облик. Ведь каждое существо обязано подчиняться велению времени — я в этом не исключение. А потому не проси меня показать мою гигантскую форму.

Выслушав ответ Ханумана, Бхима решил получше расспросить своего древнего брата:
— Пожалуйста, поведай мне, Хануман, каковы были обычаи и нравы в разные времена? Ведь ты живешь в этом мире едва ли не с первой эпохи. Что делали люди, которые жили в разные юги, для своего благочестия, благосостояния, чувственных удовольствий и освобождения?

Хануман начал рассказ с Сатья-юги. В эту эпоху все живые существа обладают знанием своей духовной природы и преданно служат Верховному Господу. Однако с наступлением каждой последующей эпохи все благое убывает, приходит в упадок. Добродетели, полностью проявленные в первой эпохе, сокращаются на четверть в каждую последующую эпоху. В наше время, сказал Хануман, добродетели и благочестие сократились на три четверти, а к концу Кали-юги они и вовсе исчезнут. Завершая рассказ, Хануман сказал:
— По мере того как эпохи сменяют одна другую и убывают добродетели, также и способности людей снижаются, а нравы портятся. Все становится неблагоприятным. Да и религиозная деятельность в эту последнюю эпоху приводит порой к дурным последствиям. Как же я могу показать тебе облик, в котором я перепрыгнул через великий океан? Да если б я и смог, зачем тебе — мудрому человеку — обращаться ко мне с такими пустыми просьбами?

Однако Бхима не отступал. Он чувствовал, что Хануман, несмотря на свое нежелание, способен показать свою самую могущественную форму. Пандав страстно желал ее увидеть и заявил, что не уйдет, пока его просьба не будет выполнена.

В конце концов вождь обезьян поддался на уговоры и, попросив Бхиму отойти подальше, встал с места, служившего ему ложем, и расширил свое тело до исполинских размеров. Закрыв собой все небо, Хануман стоял над Бхимой, огромный, словно вторая гора Виндхья. Голосом, прогремевшим по всему лесу, он изрек, обращаясь к охваченному благоговейным трепетом Пандаву:

— О Бхима, вот мой облик, который ты еще способен охватить взором. Я мог бы продолжать расти почти беспредельно. Мой рост и могущество становятся тем больше, чем сильнее противник, с которым мне предстоит сражаться. Поэтому никакие враги не способны одолеть преданного слугу Рамы.

Бхима почувствовал, как волосы у него встают дыбом. Упав на колени, он сказал:
— О владыка, о могучий из могучих, я полностью удовлетворен, ибо узрел твой величественный облик. Ты подобен горе Майнаке. После того как я осознал твое бесконечное могущество, я не могу понять, почему Раме пришлось Самому сражаться с Раваной? Зачем понадобилось Ему подвергать себя лишним беспокойствам и воевать с ракшасом, когда на стороне Рамы был ты? Сдается мне, что ты мог бы без всякой помощи в одночасье разгромить Ланку вместе с ее воинами, слонами и колесницами.

Хануман уменьшился до нормальных размеров и торжественно произнес:
— О могучерукий потомок Бхараты, ты совершенно прав. Мерзкий Равана был не ровня мне, но, убив его, я бы затмил славу сына Дашаратхи. Поэтому Господь Рама лично расправился с царем демонов и освободил Ситу, заслужив среди людей бессмертную славу.

Затем Хануман наказал Бхиме возвращаться к братьям. Бхима ответил, что сначала должен отыскать, где растут тысячелепестковые лотосы. Хануман указал ему дорогу:
— Этот путь приведет в лес Саугандхика. Там ты найдешь сады Куверы, которые охраняют многочисленные якши и ракшасы. Посреди садов лежит большое озеро, в нем-то и растут цветы, которых ты ищешь.

Хануман подошел к Бхиме и от всего сердца, с любовью обнял его. Хануман дал Пандаву несколько советов, касающихся управления царством, и в конце предложил:
— О Бхима, я встретился с тобой, явившимся сюда из царства людей, и почувствовал, как будто мой Господь Рама опять рядом со мной, — Господь, который был воплощением Вишну на земле и сиял, как солнце, дарившее лучи лотосу-Сите и разгонявшее тьму, которой был Равана. Поэтому я хотел бы тебя чем-нибудь отблагодарить. Проси у меня, что пожелаешь. Если захочешь, я спущусь в Хастинапур, убью ничтожных сыновей Дхритараштры и сотру в порошок их город. Или свяжу Дурьйодхану и принесу сюда. Скажи, что для тебя сделать?

Бхима ответил, что если Хануман просто обещает свою поддержку и даст благословение, то удача всегда будет на их стороне. Одно его присутствие на поле битвы обеспечит им победу. Хануман ответил:
— Каждый раз, когда ты будешь устремляться на врагов, рыча как лев, я стану вторить тебе своим рыком. Я буду находиться на стяге Арджуны и наводить страх на ваших неприятелей своим грозным ревом.

Еще раз обняв брата, Хануман попросил его отправляться в Саугандхику. Заметив нетерпеливый блеск в глазах Бхимы, Хануман взял его за руки и напутствовал:
— Дитя мое, не надо пытаться заполучить цветы силой. С небожителями следует обращаться почтительно. Тогда они прольют на тебя благословения. Ты кшатрий, и долг твой — защищать другие существа. Ты должен относиться к ним с уважением и сдерживать свои страстные порывы. Ступай же с миром. Доброго тебе пути.

Сказав это, Хануман исчез, а Бхима зашагал в сторону Саугандхики. Из головы его не выходил величественный облик, который явил ему Хануман. Мог ли кто-либо из людей и даже небожителей вообразить себе такое? Припомнилась Бхиме и славная история Рамы, и великая битва, устроенная им при поддержке Ханумана для спасения Ситы. Миллионы ракшасов были тогда убиты. Бхима понимал, что подобное сражение ожидает и Пандавов. И снова Всемогущий Господь, изначальная Верховная Личность, примет участие в битве. Мир будет избавлен от бремени нечестивцев. Дурьйодхана и его братья ничуть не лучше демонов-ракшасов, которых Кришна уничтожил, явившись на земле как Господь Рама. Разве могут эти грешники править миром? Конечно же, Господь устроит так, чтобы они были уничтожены.

Soon Bhīma’s mind again drifted to his surroundings. He was moving swiftly again, but the beauty of the woodlands, groves, orchards, lakes and rivers was not lost on him. Still the cool breeze carried that captivating fragrance from the blossoming trees. Herds of wild elephants roved about like masses of clouds, while buffaloes, bears, leopards and deer moved here and there.

Bhīma pressed on. Just after noon, he at last arrived in the Saugandhika region. There he saw the lake filled with fresh golden lotuses, exactly like the one that had blown to Draupadī’s feet. Swans swam upon the lake, and other water birds mingled with them, all making delightful sounds. The lake seemed to be fed by mountain springs that fell into it in cascades that sparkled in the sun. A canopy of green and golden trees, which swayed gently in the breeze, provided shade along the sandy lakeshore. Heaps of precious stones lay here and there. Along with the thousand-petalled lotuses, other charming flowers of a dark blue hue grew on stalks made of vaidurya gems. Bhīma’s mind was stolen by their beauty.

But the thousands of Yakṣa and Rākṣasa guards Kuvera had deployed to protect his lake saw Bhīma arrive. They moved toward him, and their leader shouted, “Who are you, O effulgent one? Why have you come here clad in deerskin yet bearing weapons? We are the Krodhavaśās, guardians of this lake.”

“I am Bhīmasena, Pāṇḍu’s son. I have come with my elder brother Dharmarāja to Badarīkā Ashram. There too is my dear wife, Draupadī. The breeze brought to her an excellent Saugandhika lotus, and she asked me to bring her more. O night-rangers, I have thus come here in order to satisfy that lady of faultless features, for her wish is always my order.”

The Rākṣasa placed his spear on the ground and replied, “O foremost of men, this place is Kuvera’s favorite playground. Humans may not sport here, nor may they take away the flowers and fruits. Only the celestials are permitted to use this lake. Others who try, disregarding the lord of wealth, certainly meet destruction. As you desire to take away the lotuses belonging to Kuvera without his permission, how can you say that you are Dharmarāja’s brother? Do not perform an irreligious act. First ask Kuvera’s permission and then you may enter the lake.”

Bhīma did not care for the warning. He had little regard for Rākṣasas and was certainly not going to be told what to do by them. Completely forgetting Hanumān’s admonishment, he placed his hand on his mace and boomed out, “O Rākṣasas, I do not see the illustrious Kuvera here, and even if I did, I would not pray for these flowers. It is not the duty of kṣatriyas to beg. In any event, this lake has sprung up on the mountain breast and belongs to everyone. Kuvera did not make it, nor did he create the lotuses. Why then should I ask his permission?”

Having said this, Bhīma plunged into the lake and began to gather the lotuses. The Krodhavaśās advanced, shouting at him to desist. Bhīma ignored them. As far as he was concerned the lotuses were the property of their creator, God, not any lesser god. Bhīma felt he had as much right to take them as did Kuvera. The Pāṇḍava knew that Draupadī would first offer them to the Lord before giving them to anyone else.

Seeing Bhīma taking the flowers despite their warnings, the guards charged.

“Seize him!”

“Cut him up!”

“Bind him!”

The Rākṣasas entered the shallow waters and Bhīma stood to receive them. Taking hold of his mace, inlaid with gold and resembling the mace Yamarāja carries, Bhīma shouted back, “Stand and fight!”

The guards surrounded Bhīma. Bhīma whirled his mace and met the advancing Rākṣasas with blows. Heroic and courageous, Vāyu’s son was devoted to virtue and truth and was thus incapable of being vanquished by any enemy through prowess. He killed the Krodhavaśās by the hundreds, beginning with the foremost among them. Many of them fell into the water, their arms and legs broken. Bhīma was a furious whirlwind now. The Rākṣasas could hardly look at him as he fought. They began to flee in fear, taking to the skies.

Seeing the guards retreating, Bhīma lowered his mace and continued to gather lotuses. He drank the lake’s clear water, which tasted like celestial nectar and which restored his energy and strength. As he picked the lotuses, he presented them mentally to Draupadī.

The Krodhavaśās ran back in terror to Kuvera and told him what had happened. The god only smiled and said, “Let Bhīma take as many lotuses as he likes for Draupadī. I already knew he would be coming.”

Hearing their master’s words, the guards returned to the lake and saw Bhīma sporting alone in its waters with a number of lotuses lying near him on the bank. They watched him in silence, keeping a safe distance.