Глава 38.

С 1965 по 1970 год Шрила Прабхупада сосредоточил свое внимание главным образом на упрочении позиций Движения сознания Кришны в Америке. Он рассчитывал, что если американцы примут сознание Кришны, то за ними последует весь мир. Проповедовать на английском он начал еще в Индии, но почти тридцать лет борьбы, в которой ему мало кто помогал, убедили его в том, что индийцы либо слишком поглощены политикой, либо слишком невежественны и ничего толком не знают о своем духовном наследии, либо слишком задавлены бедностью, чтобы всерьез отнестись к сознанию Кришны. Поэтому в Индии он так и не добился успеха.

Успех пришел к нему в Соединенных Штатах. Было очевидно, что Америка — самое благоприятное место для распространения сознания Кришны. И все же Прабхупада находил, что Запад бескультурен и нецивилизован. Если где-то и сохранились следы цивилизации, так это в Индии — сердце изначальной ведической культуры.

Многочисленными поездками, которые Прабхупада совершил до середины 1971 года, и проповеднической деятельностью в разных частях света он дал понять, что намерен распространить Движение сознания Кришны не только в США, но и по всему миру, и особенно в Индии. Шрила Прабхупада придавал одинаковое значение проповеднической деятельности в Америке, в Англии и в Индии, но в Англии и США проповедь шла хорошо и без его непосредственного руководства. Его американские ученики были в состоянии сами продолжать начатое им дело.

Однако в Индии Прабхупада не мог позволить своим ученикам руководить ИСККОН. Он видел, как часто и легко индийцы обманывают их. Половина всей работы ИСККОН в Индии пошла прахом, говорил он, потому что его учеников то и дело обманывали. Если бы программу в пандале устраивали они, им пришлось бы заплатить в несколько раз больше настоящей цены. В Индии ИСККОН мог развиваться нормально только под личным руководством Прабхупады.

Начиная с 1970 года Прабхупада с небольшой группой своих американских учеников ездил по Индии как идеальный санньяси, открывая для ИСККОН новые обширные сферы деятельности. Теперь он хотел построить в Индии три больших храма — один во Вриндаване, другой в Майяпуре, а третий в Бомбее. Еще в 1967 году он предпринял первую попытку построить во Вриндаване для своих учеников «Американский дом». Майяпур, место рождения Господа Чайтаньи Махапрабху, имел особое значение для вайшнавов, а Бомбей был крупнейшим городом страны, «воротами Индии». Как и во многих других случаях, даже самые близкие ученики Прабхупады до конца не понимали всей грандиозности его замыслов. Но сам Прабхупада знал, чего он хочет, как знал и то, что все зависит от Кришны. Постепенно он начал осуществлять свои планы.

Строительство храмов, говорил Прабхупада, не так важно, как издание и распространение книг. Однако практика сознания Кришны опирается на две параллельные основы, подобные рельсам железной дороги. Одна из них — бхагавата-марг; другая — панчаратрика-видхи. Бхагавата-марг включает в себя философию сознания Кришны, слушание о Кришне, Его прославление и проповедь Его учения. Второй «рельс», панчаратрика-видхи, — это правила, касающиеся поклонения Божеству в храме. Из этих двух важнее бхагавата-марг.

Прабхупада знал, что, хотя великие освобожденные души, такие как Харидас Тхакур, могут пребывать в совершенном сознании Кришны, просто непрестанно повторяя мантру Харе Кришна, его ученикам, с их беспокойной натурой и греховным прошлым, которое время от времени напоминало о себе, нужно особое очищение — очищение посредством поклонения Господу в храме. И это тоже было одной из причин, по которым Прабхупада хотел открывать в Индии храмы, — дать ученикам возможность очиститься, позволив им по всем правилам поклоняться Божествам.

Помимо этого, храмы нужны и для проповеди. «Никто не считается с бедняком» — не раз говорил Прабхупада. Желая привлечь простых людей к сознанию Кришны, он хотел строить роскошные, величественные храмы. Прежде всего он хотел делать это в Индии, где традиции храмового поклонения сохранились до наших дней. Да, строительство храмов и поклонение Божествам не так важно, как издание и распространение книг, но это же не повод пренебрегать ими! Прабхупада был готов уделить строительству храмов в Майяпуре, Вриндаване и Бомбее столько внимания, сколько нужно.

Бомбей
Ноябрь 1971 года
Вот уже год преданные жили в двух квартирах на седьмом этаже Акаш Ганга-Билдинга, в самом центре Бомбея. Однако Прабхупаде этого было мало. Он хотел купить в Бомбее землю, чтобы строиться и расширяться. Он был полон решимости. Вместо обычных утренних прогулок Прабхупада ездил по городу на автомобиле в поисках подходящего места.

Поскольку большинство свободных членов ИСККОН жили в аристократическом районе на Малабарском холме, ученики Прабхупады считали, что это самое подходящее место для будущего храма. Несколько раз Прабхупада поднимался на вершину холма и ходил, осматривая земельные участки и большие здания, в которых мог бы разместиться храм. Но по разным причинам ни один из этих домов ему не подходил.

И вот в ноябре некто господин Нэир, владелец ежедневной газеты «Фри пресс джорнал», предложил ИСККОН купить у него два гектара земли в Джуху, на самом берегу Аравийского моря. Как только Шрила Прабхупада приехал туда, он вспомнил, что уже видел этот участок и думал о нем несколько лет назад. В августе 1965 года, за несколько недель до отъезда в Америку, Прабхупада некоторое время жил в «Синдия колони». По вечерам он приходил в дом владелицы пароходной компании «Синдия» госпожи Сумати Морарджи в Джуху, где читал и комментировал для нее и для ее гостей «Шримад-Бхагаватам». Несколько раз он проходил мимо этого участка земли, отмечая про себя, какое это удачное место для ашрама и храма Радхи-Кришны. Хотя в то время все его мысли были заняты предстоящим отъездом из Индии, он тем не менее обратил внимание на этот участок земли в Джуху. И вот теперь он снова в Джуху, осматривает ту же самую землю. Он воспринял это как знак Кришны.

Участок зарос бурьяном и кустарником, на нем росло много кокосовых пальм. В глубине участка стояло несколько жилых домов. Он был недалеко от Джуху-Роуд, главной транспортной артерии, связывающей Джуху с центром Бомбея, находившимся в 29 километрах к югу. В нескольких минутах ходьбы был пляж, широкая песчаная полоса, протянувшаяся вдоль побережья Аравийского моря.

Место было хорошее — тихое, но в то же время не слишком отдаленное. На пляж выходило несколько пятизвездочных отелей, а рядом велось строительство новых отелей и жилых домов. Прабхупада прошелся по берегу, и идея покупки земли стала казаться ему еще более заманчивой. Здесь было много загородных вилл, принадлежавших зажиточным индийцам, в которых те проводили выходные дни, и сотни бомбейцев приезжали по воскресеньям в Джуху на пляж. Сотни жителей Джуху собирались здесь каждый день, но, хотя на пляже часто бывало людно, берег оставался чистым. Ласковый прибой и чистый воздух влекли сюда людей. Это было идеальное место не только для отелей, но и для центра сознания Кришны.

Прабхупада хотел приобрести землю в Джуху, и, хотя ученики продолжали показывать ему дома на Малабарском холме, он не менял своего решения. Его ученики хотели того же, чего хотел он, но перспектива поселиться так далеко от центра, на заброшенном пустыре, где не было ни храма, ни даже пристойного жилья, немного пугала их.

Господин Нэир назвал вполне приемлемую цену за свой участок и производил впечатление человека доброжелательного и искреннего. Тем не менее в подобных сделках всегда был риск, а в данном случае у Прабхупады даже было основание не доверять ему. Через своего адвоката он узнал, что некоторое время назад господин Нэир договорился о продаже того же самого участка компании Ч., но затем расторг договор. Компания подала на господина Нэира в суд за нарушение договора. Если Верховный суд Бомбея решит дело в пользу компании Ч., то земля перейдет к ней. Когда секретарь Прабхупады спросил господина Нэира об этом осложнении, тот заверил его, что у компании Ч. нет шансов выиграть дело, но в любом случае ИСККОН может задержать какую-то часть платежей до тех пор, пока не закончится тяжба с Ч.

Господин Нэир был в Бомбее видной фигурой. Бывший шериф Бомбея (весьма уважаемая судебная должность), а ныне — издатель и редактор одной из крупнейших в Бомбее ежедневных газет на английском языке, он был богат (ему принадлежало несколько земельных участков и домов в Джуху и в самом Бомбее) и влиятелен — словом, не тот человек, с которым можно было бороться. Чтобы отважиться на покупку земли в Джуху при таких обстоятельствах, нужно было обладать немалой смелостью.

В конце декабря Прабхупада встретился с господином и госпожой Нэир в их доме в «Теософикал колони» в Джуху. Дом был расположен на берегу, и, посетив его, Прабхупада получил еще одну возможность оценить достоинства и красоту этого места, окруженного склоняющимися к морю пальмами. «Теософикал колони» представляла собой закрытый поселок из дорогих особняков, с роскошными лужайками и цветниками и множеством экзотических птиц. По обе стороны дороги, ведущей к владениям господина Нэира, росли деревья ашока, а вдоль границы участка, сразу за массивным каменным забором, были высажены пальмы. Прабхупаде и нескольким сопровождавшим его ученикам открыл садовник.

Господин Нэир был коренаст, с высокими залысинами, коротко остриженными волосами и круглым рябым лицом. На вид ему было лет пятьдесят. У госпожи Нэир была светлая кожа и, что необычно для индианки, короткая стрижка. У Прабхупады были с собой цветочные гирлянды и прасад от Божеств Радхи-Кришны из бомбейского отделения ИСККОН, и он вручил их хозяевам. Господин Нэир с супругой пригласили гостей на переднюю веранду, с которой открывался вид на живописный сад.

Шрила Прабхупада откровенно сказал хозяину, что земля в Джуху ему нравится, но у него мало денег. Но господин Нэир, казалось, был расположен к Прабхупаде и заявил, что хочет продать землю именно ему. Они быстро пришли к устной договоренности. Госпоже Нэир условия показались чересчур мягкими, и она попыталась вмешаться, но муж ее остановил.

Прабхупада и господин Нэир договорились о задатке в размере 200,000 рупий. После выплаты задатка ИСККОН немедленно получает документ о передаче прав собственности. Оставшуюся сумму, которая составляла 1,400,000 рупий, ИСККОН выплатит позднее, по частям. Затем Прабхупада обсудил условия выплаты задатка. Он предложил заплатить 50,000 рупий сразу, а еще 50,000 позднее, после чего ИСККОН получит право занять землю. Как только они уплатят оставшиеся 100,000 рупий задатка, господин Нэир выдаст им купчую. Господин Нэир согласился.

Шрила Прабхупада всегда был очень осторожен в таких делах и тщательно продумывал все детали. Он часто говорил, что, если бизнесмен уверяет вас: «Сэр, ради вас я остаюсь без прибыли», — ясно, что он лжет. Поэтому еще в первые годы существования ИСККОН, когда господин Пэйн, агент по продаже недвижимости в Нью-Йорке, притворялся благодетелем преданных, Прабхупада с большой осторожностью отнесся к его предложению. Но, несмотря на неоднократные предупреждения Прабхупады, преданные все-таки попались на удочку этого пройдохи. Сейчас Прабхупада тоже был не особо доверчив. Но он хотел купить землю в Джуху и потому шел на риск.

Прабхупада уже имел подобный опыт. В 1953 году, в Джханси, он занял здание, не имея ни законных прав на это, ни финансовых гарантий. В США в свой первый храм в Нью-Йорке он переехал, не зная, чем будет платить за аренду в следующем месяце, и то же самое было с другим, самым большим на тот момент, храмовым зданием ИСККОН — церковью на Уотсика-авеню в Лос-Анджелесе. По сути, его Движение никогда не добилось бы такого успеха, не иди он раз за разом на риск ради Кришны. Когда преданные из Бостона написали Прабхупаде, что сняли большой дом за тысячу долларов в месяц, надеясь зарабатывать эту сумму, резко увеличив объемы продаж «Бэк ту Годхед», Прабхупада остался доволен и даже ставил их в пример другим. Так что ничего необычного в том, что и в Бомбее он решил рискнуть, не было.

Убедившись, что возможность приобретения участка вполне реальна, Прабхупада начал делиться своими грандиозными планами относительно Бомбея с учениками. 22 декабря он написал Ямуне:

Тамала-Кришна объяснял Прабхупаде:
— Мы приехали с Запада. Мы не можем жить в таких условиях. Мы привыкли к ручкам на дверях и к водопроводу.

— А разве вы не хотите очиститься? — спросил его Прабхупада.

Когда бомбейские преданные узнали о разговоре Тамала-Кришны с Прабхупадой, слова «Разве вы не хотите очиститься?» глубоко запали им в душу. Они поняли, что Прабхупада просит их пойти на эти трудности, заботясь об их же благе. Они стали воспринимать переезд в Джуху не как тяжкую повинность, а как серьезное духовное испытание. Их духовный учитель придавал большое значение проекту ИСККОН в Джуху. Этот проект был грандиознее и чудеснее, чем они могли себе представить в тот момент.

Прабхупада понимал, что требует от своих учеников больших жертв, но без этого было не обойтись. Ради проповеди сознания Кришны преданный должен быть готов перенести множество лишений. И на какие бы трудности он ни просил пойти своих учеников, сам Шрила Прабхупада всегда был готов перенести гораздо большие испытания. Он не считал, что жизнь на незастроенном участке земли в Джуху станет для его учеников непосильным испытанием, при условии, что они будут поддерживать чистоту и повторять «Харе Кришна». Однако понимал он и то, что им, уроженцам Запада, все равно будет непросто.

Но, как бы то ни было, проповедник должен идти на жертвы — не из гордости и не напоказ, а для того, чтобы расширить Движение сознания Кришны. Порой служить Кришне легко и приятно, а порой трудно. Однако, как бы ни сложилось, преданный должен просто делать все, что от него требуется, считая себя смиренным слугой своего духовного учителя.

Прабхупада часто советовался с бомбейскими учениками, делясь с ними своими планами развития ИСККОН в этом городе. Хотя все они были готовы безоговорочно принять все, что он скажет, некоторые из них испытывали сомнения и пребывали в нерешительности. Однако, видя, сколь решительно настроен их духовный учитель воплотить свои замыслы, они пообещали себе идти за ним и не отступать. Вскоре Прабхупада отправился в Джайпур, чтобы целую неделю проповедовать там в храме Радхи-Говинды.

Джайпур
12 января 1972 года

Джайпур, основанный в 1728 году, — столица штата Раджастхан. Время от времени кто-нибудь из учеников Прабхупады наведывался сюда, чтобы купить мраморные Божества Радхи и Кришны для храмов ИСККОН на Западе. Преданные из центров ИСККОН в Детройте, Торонто, Далласе, а также из центров в Европе мечтали установить у себя Божества Радхи-Кришны и, с разрешения Шрилы Прабхупады, заказывали мурти в Джайпуре.

Именно с таким поручением от преданных нью-йоркского храма прибыли в Джайпур в январе 1972 года две женщины, Каушалья и Шримати. Обнаружив, что у Шримати нет с собой паспорта, власти заподозрили ее в шпионаже (в это время шла война с Пакистаном) и запретили им выезжать из города, пока не придут по почте ее документы. Девушки, решив не терять время понапрасну, каждый день посещали храм Говиндаджи и иногда проводили перед ним уличные киртаны. Каждый день они беседовали с П. К. Госвами, настоятелем храма, а также джайпурскими бизнесменами и другими уважаемыми жителями города (почти все в Джайпуре регулярно посещают своих любимых Божеств, Радху и Говинду).

Жители Джайпура были очень тронуты преданностью Кришне этих двух учениц Прабхупады. «Чем мы можем помочь вашему Движению?» — спросил как-то один из них, и девушки ответили: «Пригласите сюда Шрилу Прабхупаду». Тогда несколько влиятельных горожан составили план предполагаемого визита, включающего в себя программу в пандале, распределили обязанности и расходы, а девушки написали в Бомбей Прабхупаде, приглашая его приехать в Джайпур проповедовать. Он согласился.

По просьбе Шрилы Прабхупады к нему в Джайпур съехались преданные из Дели и других индийских городов. Прабхупада занял маленькую комнату в храме Говиндаджи, а его ученики поселились в доме поблизости.

Прабхупаде понравилось это место. Единственное беспокойство доставляли обезьяны — тучи обезьян, крупных, с черными, как уголь, мордами и длинными цепкими хвостами. Прыгая по деревьям и карнизам, они в любой момент могли стремительно броситься вниз, хватая все, что плохо лежит. Женщин, которые готовили для Прабхупады, дерзкие набеги обезьян буквально выводили из себя — те наловчились таскать из кухни овощи и даже воровали чапати прямо с огня. В конце концов девушки пожаловались Шриле Прабхупаде.

— Не дружите и не враждуйте с ними, — посоветовал он. — Если подружитесь, они будут постоянно вам досаждать. Если станете врагами — начнут мстить. Просто не обращайте внимания.

Но обезьяны продолжали разбойничать на кухне. И повара снова пошли жаловаться Прабхупаде.

— Что ж, — сказал Прабхупада, — если хотите избавиться от обезьян, есть один способ. Купите лук со стрелой и подстрелите обезьяну, которая сидит на вершине дерева. Когда она упадет, подвесьте ее вниз головой на ветке, а рядом привяжите лук и стрелу. Для остальных это будет уроком.

Прабхупада знал, что в Джайпуре запрещено стрелять в обезьян, и не ждал, что ученики действительно станут это делать. Однако совет он давал с самым серьезным видом. На самом деле этим он косвенно советовал им не расстраиваться так из-за каких-то обезьян.

Это были те самые Божества Радхи-Говинды, которым когда-то поклонялся во Вриндаване Рупа Госвами. Без малого пять веков назад, когда один правитель из династии Моголов напал на Вриндаван, царь Джайпура организовал переезд Божеств в свою столицу. Преданные, посещавшие РадхаГовинда-мандир, при виде Божеств не могли сдержать восторга. Продвигаясь к алтарю, они восхищенно восклицали: «Джая хо! Джая хо!», «Говинда! Говинда!» Когда занавес алтаря закрывался, они устремлялись вперед, чтобы бросить последний взгляд на божественные образы. Шрила Прабхупада избегал больших толп перед алтарем и следовал своему привычному распорядку: рано поднимался и работал над переводом «Бхагаватам».

Беседуя с Каушальей и Шримати, Прабхупада похвалил их за организацию программы в пандале.

— Вы так замечательно помогаете Движению Господа Чайтаньи! — говорил он. — Только посмотрите! Даже будучи не замужем, вы проповедуете.

Он сказал, что западные женщины не похожи на индийских, которые обычно сидят дома.

Однако потом Прабхупада обнаружил, что ученицы очень многого не сделали и не предусмотрели. До начала программы оставалось всего два дня, но до сих пор никто так и не позаботился о том, чтобы установить пандал. Прабхупада сказал, что организаторская работа — не женское цело. Услышав это, девушки расстроились. А когда они показали ему напечатанную листовку с рекламой фестиваля, Прабхупада рассердился.

— Не по стандарту, — сказал он.

Вместо «Международное общество сознания Кришны» в объявлении было только «А.Ч. Бхактиведанта Свами и его иностранные ученики».

— Что это такое?! — закричал Прабхупада.

— Где, Шрила Прабхупада? — не поняла Каушалья.

— «Иностранные!» Почему «иностранные»? Почему не «американские и европейские»? Ведь именно это и привлекает людей — то, что вы американцы и европейцы! Да что с вас взять? Вы просто женщины!

Девушки в слезах выбежали из комнаты.

Шьямасундара помог Каушалье и Шримати напечатать новые листовки, и они вернулись сообщить об этом Прабхупаде. Но теперь его настроение было совсем иным. От гнева не осталось и следа. Наоборот, он был очень ласков. В конце концов, ученицы старались изо всех сил. С обезоруживающей откровенностью Прабхупада заговорил о том, как трудно быть духовным учителем.

— Я ругаю вас, — сказал он, — потому что таков мой долг. Само слово «ученик» предполагает обучение, и я обязан вас учить. А так я ни на кого не сержусь. Я поступаю таким образом, чтобы воспитывать вас, ведь вы мои ученицы.

Он утешил девушек, назвав их искренними и добавив, что им просто не хватало опыта из-за отсутствия надлежащего воспитания. Преданные, присутствовавшие при этом разговоре, слушали и удивлялись: Шрила Прабхупада немного приоткрыл им, что чувствует он как духовный учитель, когда занимается их воспитанием.

В последнюю минуту, ценой невероятных усилий, преданные раздобыли пандал и успели установить его как раз к объявленному времени начала программы. В день открытия преданные провели праздничное шествие по улицам города, во главе которого был Прабхупада, восседавший на паланкине под огромным, богато расшитым зонтом. В процессии двигались нарядно убранные слоны, несколько духовых оркестров и толпы преданных — из Индии, Америки и Европы, — поющих киртан.

Первая программа Шрилы Прабхупады начиналась утром, сразу после даршана Говиндаджи, когда из храма выходила огромная толпа. Люди спешили в храм взглянуть на Радху-Говиндаджи, а потом шли в большой пандал «Харе Кришна», располагавшийся рядом с храмом. Утром в день открытия Прабхупада провел церемонию абхишеки, омыв мраморные Божества Радхи и Кришны. Он нарек эти Божества, которые вскоре должны были отправиться в нью-йоркский храм, именами Радха-Говинда. Затем один из учеников Шрилы Прабхупады провел огненное жертвоприношение, а сам Прабхупада прочел лекцию на хинди. В остальные дни программа включала в себя утреннюю и вечернюю лекцию, киртан и раздачу прасада.

Проповедуя в Джайпуре, Шрила Прабхупада не забывал о своих учениках во многих других частях мира и в переписке отвечал на их вопросы. Несмотря на то, что день его был расписан по минутам — две лекции в день, многочисленные встречи и беседы с гостями, друзьями и преданными, — мысленно он пребывал и в других местах, размышляя о существующих там проблемах. Он руководил своим Движением на многих фронтах. Где бы ему ни доводилось оказаться, это место тут же становилось его лагерем, штабом — точно у полководца, который разбивает себе лагерь в любом месте, куда бы он ни прибыл, руководя сражениями в одной войне. Проповедь в Джайпуре была лишь малой частью его всемирной миссии.

В письмах в Калькутту он торопил своих учеников, побуждая их скорее взяться за освоение земли в Майяпуре, поскольку в марте, в День явления Господа Чайтаньи, он планировал провести там грандиозную церемонию закладки храма. К сожалению, правительство запретило иностранцам въезд в Надию по причине ее близости к Бангладеш.

— Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы добиться разрешения на въезд, — просил он своих учеников в Калькутте. — Все мы должны собраться там в День явления Господа Чайтаньи.

Вновь и вновь он делился своими тревогами относительно попыток властей ограничить преданным ИСККОН въезд в страну.

Прабхупада писал ученикам в Найроби, воодушевляя их своими благословениями: «Продолжайте усердно трудиться ради Его удовольствия, и все вы вернетесь домой, обратно к Богу».

Президенту храма в Сан-Диего Прабхупада написал:

Прабхупада часто думал и о земле в Бомбее. Иногда он говорил об этом в беседах, а иногда упоминал в письмах своим ученикам, оставшимся в Бомбее. Сделка пока еще не была завершена, и Прабхупада с нетерпением ждал того момента, когда ученики внесут положенную плату и смогут занять землю.

Секретарем Джи-би-си в Индии был назначен Тамала-Кришна. Впрочем, по мнению самого Тамала-Кришны, эти обязанности выполнял сам Шрила Прабхупада. Если в других частях света секретари в большинстве случаев могли руководить делами так, как сочтут нужным, и принимали решения самостоятельно, то в Индии Прабхупада лично вникал во все детали и большинство решений принимал сам. И все-таки во многих важных вопросах он полагался на Тамала-Кришну, считая его своим доверенным помощником. Прабхупада посылал его из одного индийского центра в другой, чтобы помочь местным преданным справиться с юридическими, организационными и проповедническими проблемами.

В Бомбее, перед самым отъездом в Джайпур, Тамала-Кришна обратился к Прабхупаде с просьбой разрешить ему принять санньясу, то есть отречься от мира. Ранее Прабхупада удостоил титула санньяси лишь нескольких своих учеников, обозначив их обязанности как «путешествовать и проповедовать».
Таким образом, санньяса подразумевала не только уход от жены и разрыв с семьей, но и отказ от всех административных постов. Создавая руководящий совет ИСККОН, Прабхупада также дал нескольким ученикам санньясу, умышленно не назначив никого из них на пост секретарей Джи-би-си, хотя эти преданные были из числа самых способных его учеников. Управлять храмами и заседать в Джи-би-си было обязанностью грихастх, а санньяси должны были проповедовать, странствуя по свету. Вот почему Шрила Прабхупада так долго не мог решиться дать Тамала-Кришне санньясу — ведь тем самым он лишался секретаря Джи-би-си в Индии.

В принципе, Шриле Прабхупаде понравилась идея дать Тамала-Кришне санньясу. Если молодой человек был действительно готов отречься от семейной жизни и посвятить свой разум и энергию проповеди сознания Кришны, Прабхупада всегда шел ему навстречу. Человечество остро нуждается в сознании Кришны, и даже сотен санньяси для этой цели будет недостаточно. Поэтому как мог он не оценить просьбу о санньясе одного из своих старших учеников? Но сначала он решил испытать Тамала-Кришну на твердость.

А тот был настроен серьезно. Не получая от Прабхупады согласия, он применил следующую тактику: рано утром, не говоря ни слова, он приходил и садился перед своим духовным учителем. В Бомбее он вошел в комнату Прабхупады, пропел перед Божествами молитвы мангала-арати, а затем молча сел у его стоп.

Прабхупада знал характер своего ученика — тот был не только решительным, но и упрямым. После нескольких дней настойчивого безмолвного присутствия Тамала-Кришны в своей комнате по утрам Прабхупада наконец согласился всерьез рассмотреть его просьбу.

Он беспокоился о судьбе Мадри-деви даси, жены Тамала-Кришны. Она была привлекательной, разумной девушкой, посвятившей свою жизнь сознанию Кришны. Тамала-Кришна сам выбрал ее себе в жены и женился на ней всего год назад. Мадри была духовной дочерью Шрилы Прабхупады, и он пытался оградить ее от чрезмерных беспокойств. Даже будучи семейными людьми, Тамала-Кришна и его жена жили как монахи и, путешествуя со Шрилой Прабхупадой по Индии, имели совсем мало времени и возможностей для занятия личной жизнью.

В Бомбее Тамала-Кришна узнал от Шьямасундары, что в письме Брахмананде Свами в Африку Прабхупада будто бы упомянул о том, что Тамала-Кришна, возможно, примет санньясу. Словно пришпоренный, оставив жену в Бомбее, Тамала-Кришна поспешил к Прабхупаде в Джайпур. Перед отъездом он попросил у Мадри свой трехтомник «Шримад-Бхагаватам» с автографом Шрилы Прабхупады.

— Зачем он тебе? — насторожилась Мадри.

— Да так, просто почитать, — попытался успокоить супругу ТамалаКришна.

Но та почуяла недоброе:
— Неправда! Ты уезжаешь насовсем.

Заверив жену, что обязательно вернется, Тамала-Кришна отправился в Джайпур.

Заверив жену, что обязательно вернется, Тамала-Кришна отправился в Джайпур. Прибыв к Прабхупаде, Тамала-Кришна возобновил свои молчаливые утренние визиты. Когда Прабхупада встречался в своей комнате с гостями, лидеры Джи-би-си обычно садились на почетные места рядом с ним, чтобы лучше слышать его наставления. И только Тамала-Кришна оставался за дверью. Когда Прабхупада первый раз увидел это, он сказал:
— Тамала-Кришна, ты за дверью? Очень хорошо.

Преданные посчитали, что Прабхупада хвалит его за смирение.

Как-то раз Прабхупада вдруг обратился к Тамала-Кришне, назвав его «Тамала-Кришна Махараджа». Преданные были изумлены. Женщины из числа близких подруг Мадри, бывшие тогда в Джайпуре, рассердились на Тамала Кришну, обвиняя его в лицемерии.

Не дожидаясь разрешения Прабхупады, Тамала-Кришна упорно шел к своей цели. Он даже приготовил санньяса-данду и покрасил одежду в шафрановый цвет. Возмущению женщин не было предела — ведь Мадри была далеко и даже не могла высказать свое мнение. Собравшись вместе, женщины явились к Шриле Прабхупаде и выложили ему все начистоту.

Прабхупада терпеливо и доброжелательно выслушал их аргументы, а затем пригласил Тамала-Кришну.

— Твоя жена — моя духовная дочь, моя ученица. Я должен подумать и о ней. Не знаю, как и быть, ведь она окажется в очень трудном положении.

Тамала-Кришна начал было спорить, но Прабхупада успокоил его и призвал к терпению. Спор о санньясе Тамала-Кришны стал яблоком раздора среди преданных в Джайпуре. Мужчины были за, женщины выступали против. Прабхупада оставался невозмутим.

Нескольким женщинам из числа своих учениц Прабхупада поручил присмотреться к тому, как в Джайпуре поклоняются Божествам. Они сообщили, что Божества в течение дня переодевают трижды — утром, днем и на ночь. Рассказали они и о том, что пуджари предлагает Божествам ароматические масла на палочке с ватным наконечником, а потом вместе с цветочными гирляндами от Божеств отдает молящимся в обмен на свежие гирлянды. Эти ритуалы — часть традиции, сказал Прабхупада, и их можно ввести во всех храмах ИСККОН.

Каждый вечер Прабхупада выступал в пандале с лекцией, и нередко его представлял кто-нибудь из уважаемых людей города. В один из вечеров его представила царица Джайпура. С глубоким чувством преданности она говорила о нем и о его Движении.

После каждой вечерней лекции Прабхупада оставался на слайд-шоу о деятельности ИСККОН по всему миру. И вот как-то вечером, во время показа слайдов, он подозвал к себе Тамала-Кришну.

— Сейчас тебе будет трудно получить санньясу, — тихо сказал он, — твоя жена будет очень страдать.

Прабхупада откинулся на спинку вьясасаны, а Тамала-Кришна, стоявший прямо за ней, попытался переварить услышанное. Затем он наклонился к Прабхупаде и решительно произнес:
— Она все равно будет страдать, Шрила Прабхупада. Получу я санньясу сейчас или потом — она будет одинаково несчастна. Она никогда на это не согласится. А если страдание неизбежно в любом случае, пусть лучше это произойдет сейчас. Освободите меня. Она переживет.

Ничего не ответив, Прабхупада задумался. Тем же вечером, после программы в пандале, он позвал к себе своих учеников-санньяси: Субала, Мадхудвишу, Гаргамуни и Девананду, — а также своего личного секретаря Шьямасундару, потом пригласил самого Тамала-Кришну и, когда все собрались, спросил:
— Тамала-Кришна хочет принять санньясу. Каково ваше мнение? Должен ли он это сделать?

Все ответили положительно. В конце концов согласился и сам Прабхупада.

— Подготовьте все необходимое, — сказал он.

— Все давно готово, — откликнулся Тамала-Кришна.

— Тогда завтра утром мы должны провести обряд.

На следующее утро в пандале, перед жертвенным огнем, Прабхупада провел специальную церемонию, вручив Тамала-Кришне санньяса-данду. Женщины возмущались поступком Тамала-Кришны, но было уже поздно.

Завершив обряд, Прабхупада пригласил Тамала-Кришну Махараджу в свою комнату.

— Ты отказался от замечательной жены и высокого положения, потому я дарую тебе титул «госвами». Теперь тебе надлежит быть в настроении Госвами, ты можешь проповедовать по всему миру и принимать учеников. Неожиданно Прабхупада рассмеялся.

— Я испытывал тебя, — сказал он, — проверял твою решимость. Что ты теперь намерен делать?

— Пойду странствовать с дандой, — ответил Тамала-Кришна Госвами, — один, без попутчиков. Пешком буду ходить по Индии из города в город и рассказывать о Кришне, как это делал Господь Чайтанья.

— Замечательно, — согласился Шрила Прабхупада.

Тамала-Кришна Махараджа поклонился и вышел.

Однако не прошло и часа, как Прабхупада позвал его снова.

— Твое решение — не лучший вариант, — сказал он. — Возьми помощников и все необходимое, без этого тебе не обойтись.

Прабхупада назвал двух брахмачари, которые должны были отправиться на проповедь вместе с Тамала-Кришной Махараджей. Кроме того, он дал молодому санньяси первое поручение. Прямо из Джайпура Прабхупада собирался отправиться на фестиваль в Найроби, но в Ахмедабаде его ждала другая программа.

— Ты поедешь в Ахмедабад вместо меня, — велел он Тамала-Кришне Госвами.

Шрила Прабхупада собственным примером показал, как должен странствовать по свету санньяси-вайшнав, делая все, что в его силах, чтобы от имени Господа Кришны спасать падшие души. Быть санньяси-вайшнавом — значит приезжать в места, подобные Джайпуру, и проповедовать. Это значит поклоняться Говиндаджи в храме и отправлять Божества Радхи-Говинды в Нью-Йорк, чтобы преданные могли Им поклоняться. Это значит предоставить женщинам наравне с мужчинами все возможности обрести сознание Кришны и стать чистыми преданными. И еще это значит помочь мужчине оставить семейную жизнь ради высшего предназначения санньясы.

Шрила Прабхупада, хоть и находился выше формальных рамок системы варнашрамы, устанавливающей правила санньясы, в то же время был образцовым санньяси и многих других наставил на этот путь, призывая следовать по его стопам. Он говорил, что его последователи-санньяси должны делать даже больше, чем он, — иметь больше последователей, издавать больше книг, открыть больше центров ИСККОН.

Бомбей
24 января 1972 года

В Бомбее Прабхупаду ждало разочарование. Преданные так и не рассчитались с господином Нэиром и не переселились в Джуху. Мадхудвиша Свами, которого Прабхупада оставил там вместо себя, честно признал свою неспособность нести ответственность за столь сложный проект. Изначально подобные дела были обязанностью Тамала-Кришны, но теперь он принял санньясу и сложил с себя полномочия секретаря Джи-би-си ради странствий и проповеди. В итоге в Бомбее Прабхупада остался без управляющего. Прабхупада и так уже исполнял львиную долю обязанностей по управлению, но делать все сам он не мог — он не мог безвыездно жить в Бомбее.

Подыскивая опытного ученика, который мог бы возглавить проект в Джуху, Прабхупада подумал о Брахмананде Свами, который на тот момент продолжал проповедовать в Найроби. Прабхупада решил слетать в Африку и пригласить Брахмананду Свами в Бомбей. Действовать нужно было незамедлительно, чтобы ИСККОН как можно скорее мог вступить во владение землей. Если преданные поселятся на этой земле, то, даже если господин Нэир вдруг передумает, выселить их оттуда будет весьма непросто.

Прабхупада хотел без промедления вылететь в столицу Кении, взяв с собой большие Божества Радхи-Кришны. Божества, которые он отправил в Найроби до этого, повредились при перевозке, поэтому в этот раз Прабхупада взял с собой атлетически сложенного Мадхудвишу Свами — тот должен был прямо на руках нести метровые мраморные Божества. По специальному разрешению руководства авиакомпании Мадхудвиша Свами прошел в самолет вместе с Прабхупадой, неся на руках Божество Кришны весом 45 килограммов. Он поставил Кришну рядом с креслом Прабхупады и покинул борт, чтобы принести Радхарани.

Большую часть полета Прабхупада дискутировал с Мадхудвишей Свами, выступавшим с позиций имперсоналиста. Как всегда, Прабхупада вышел из спора победителем.

— Вот так ты становишься проповедником, — сказал он. — Ты должен уметь защищать позицию любой из двух сторон и при этом одерживать верх в споре. Так делал Господь Чайтанья.

Вот типичный факт пребывания Прабхупады в Найроби. В аэропорту он обнаружил, что никто не приехал его встретить. Местные преданные даже не были уверены, что он приедет. Секретарь Прабхупады телефонным звонком уведомил Брахмананду Свами о желании Прабхупады посетить Кению, но при условии, что Брахмананда должен попытаться устроить его встречу с президентом страны и организовать большой фестиваль в пандале. Однако когда же именно прилетает Прабхупада, Брахмананде Свами никто так и не сообщил.

В аэропорту Прабхупада с Мадхудвишей Свами бережно погрузили Божества Радхи-Кришны в такси и отправились с Ними по адресу центра ИСККОН. Прабхупада позвонил в дверь. Открыв дверь и увидев на пороге своего духовного учителя, Брахмананда Свами с криком «Прабхупада!» распростерся в поклоне.

— Что случилось? — спросил Прабхупада, стоя рядом с Радхой и Кришной. — Почему никто нас не встретил в аэропорту?

Брахмананда Свами не мог ничего сказать в ответ.

Стоило Прабхупаде прибыть в Найроби, как его помощник, Мадхудвиша Свами, слег с гепатитом. Шьямасундару, своего постоянного секретаря, Прабхупада оставил в Индии заниматься юридическими делами, связанными с покупкой земли в Майяпуре, и сейчас он оказался без помощника.

Вечером того же дня, когда преданные ИСККОН в Найроби собрались в храме на вечернюю лекцию Прабхупады по «Бхагавад-гите», Прабхупада увидел отдельные предметы своей украденной одежды на африканских юношах: на одном была курта, на другом — фартук санньяси, на третьем — набедренная повязка. Прабхупада сообщил об этом Брахмананде Свами, и тот немедленно вывел юношей из комнаты и потребовал вернуть одежду. Получив все назад, Прабхупада только рассмеялся, не принимая это оскорбление всерьез.

Но что действительно огорчило Прабхупаду в Найроби — это качество пищи. Попробовав белую маисовую кашу, он назвал ее кормом для свиней, а про твердый белый нут сказал, что он годится лишь в пищу лошадям. Тогда Харикрипа, чернокожий преданный из Америки, отправился на кухню, сварил овощи без всяких специй и принес Прабхупаде. Тот назвал это блюдо едой для собак.

— Когда же ты перестанешь быть неотесанным африканцем? — рассердился Прабхупада и сам отправился на кухню готовить.

Около десятка преданных наблюдали, как он готовит комплексный обед из дала, риса, чапати и сабджи. Еды хватило на всех, и преданные остались довольны. Однако неумелые повара и воровство продолжали беспокоить Прабхупаду в течение всей недели, пока он оставался в Найроби.

— Калькутта? — предположил Брахмананда.

— Калькутта? — Прабхупада с удивлением воззрился на него. — Разве ты не знаешь, что на первом месте стоит Бомбей, на втором — Дели и только затем идет Калькутта?

Прабхупада вдохновлял Брахмананду Свами поехать с ним и взять на себя руководство бомбейским проектом. Это будет уникальное для ИСККОН явление, говорил он, в котором объединятся религиозное и культурное начала, и все это найдет воплощение в величественном храме, гостинице для приезжающих со всего мира, театре и выставке диорам. Видя горячее желание Прабхупады, Брахмананда Махараджа согласился передать свои обязанности в Найроби другим преданным и помочь ему в Бомбее.

Визит Прабхупады в Найроби оказался полезным для бомбейского проекта еще по одной причине. Когда Брахмананда Свами и Чьявана показали ему «Найроби Хилтон» — современное здание с двумя одинаковыми круглыми башнями, — Прабхупада оценил его дизайн и решил подсказать своему архитектору взять его за основу при проектировке гостиницы и храма в Бомбее.

— О, конечно, — ответил Прабхупада.

— Но, Прабхупада, — продолжал юноша, — жених должен заплатить за невесту ее отцу. Таков местный обычай.

Прабхупада ответил, что это полностью противоречит ведической традиции, в которой отец невесты дарит приданое своему зятю. Услышав это, молодой человек заволновался:
— А вы дадите мне денег, когда я соберусь жениться? Ведь сейчас я не зарабатываю, а тружусь только для вас. Когда я захочу обзавестись семьей, вы дадите мне денег?

Прабхупада покачал головой:
— Не беспокойся ни о деньгах, ни о невесте. Когда придет время, я сам подыщу тебе американскую девушку, и ты возьмешь ее в жены.

Тогда Прабхупада нагнулся и поднял с пола несколько дощечек.

— Если они не хотят этого делать, — сказал он, — делай сам. Положи-ка это вон туда.

И Прабхупада начал наводить порядок, подключив к этому делу всех присутствующих. Через пять минут в комнате было чисто.

Хотя лидеров кенийского общества преданные пригласили для того, чтобы придать авторитетность прославлению Кришны в глазах простых людей, их высокий гость использовал эту возможность, чтобы воспеть хвалу родной Кении. Однако деятельность Прабхупады и Движения сознания Кришны он оценил высоко, а относительно «Бхагавад-гиты» сказал:
— Высокоученый основатель вашего Движения сделал эту великую книгу доступной на английском языке и снабдил научным комментарием.

Шрила Прабхупада участвовал и в других программах в Найроби и его окрестностях. Он советовал ученикам в проповеди африканцам делать упор на пении мантры Харе Кришна, проводя многолюдные киртаны. Господь Чайтанья, говорил он, никогда не обсуждал философию с обычными людьми — только с учеными, такими как Санатана и Рупа Госвами.

— Просто пойте «Харе Кришна», — сказал он. — Людям понравится.

— Кто это сделал? — вскричал Прабхупада.

Бхагавата вбежал в алтарную комнату и также застыл в изумлении.

— Кто развел Радху и Кришну на десять километров друг от друга? — возмущался Прабхупада. — Вы что, не знаете? Сколько раз вам объяснять?

Тут появился Бхута-Бхавана и признался, что виноват он.

— Почему Божества так далеко друг от друга? — спросил Прабхупада.

— Я не знаю, как это получилось, — оправдывался Бхута-Бхавана. — Я торопился на фестиваль и, наверное, просто забыл.

— И что? — допытывался Прабхупада. — Значит, Их можно выставить на улицу?

Бхута-Бхавана замер, не зная, что сказать.

— Поставь Божества рядом, — смягчился Прабхупада. — Они не должны отдаляться друг от друга больше чем на десять сантиметров. Сделай, как положено.

Prabhupāda envisioned his Bombay project as extraordinary within ISKCON and even among all the temples of India. Many of the details of the project already existed within his mind, but he needed competent disciples to carry them out. He was still the lone leader of ISKCON, forging ahead to bring into reality new phases of the Kṛṣṇa consciousness movement. His disciples were behind him, but it was always he who led. Even when he wanted his disciples as leaders of various ISKCON projects, they sometimes could not handle the responsibility. Therefore Śrīla Prabhupāda had gone to Nairobi in the mood of the Bengali aphorism he sometimes quoted: “If you want to accomplish a thing, do it by your own hand.” So by his own hand he had brought Brahmānanda Swami from Nairobi to Bombay. And simultaneously he had benefited the devotees and the general populace of Nairobi.

Bombay
February 8, 1972
  Prabhupāda met with Mr. N. and reiterated that he wanted to move onto the land as soon as Mr. N. received the second fifty thousand rupees. Mr. N. stood firm on their agreement, and Prabhupāda put the matter into the hands of his lawyer, Mr. D., for legal processing.

Aside from directly managing the Indian projects, Prabhupāda was answering as many as a dozen letters daily from devotees around the world. “Why do they keep writing, asking so many questions?” he asked his secretary.

“The devotees prefer to ask you personally,” Śyāmasundara said, “because their G.B.C. men don’t always know the right answer.”

“They know everything by now,” Prabhupāda replied. “I have given you everything. If they don’t know the answer, they can find it in my books. Now I am an old man. Let me settle down to philosophy. All day reading letters, doing business, all night signing letters – this is not right. I want to be free from these things. The G.B.C. can do everything now.”

But it wasn’t possible. As soon as Prabhupāda would sense that one of his devotees was being cheated, he would immediately become actively involved. And his disciples continued to write him regarding important business and managerial decisions. Nor would he discourage them. His desire for retirement and exclusive literary work remained, but it seemed to be only a wishful thought, a dream. If ISKCON were to develop, then there seemed little scope for his retirement.

ISKCON would erect a fabulous temple and form a cooperative housing society of devotees of Kṛṣṇa – the first ISKCON city. Respectable men would purchase flats in ISKCON’s highrise condominium. Devotees would have to become expert to develop and operate such a complex, and as they became successful, they would introduce the same pattern in other cities. Businessmen and professional workers could live as devotees in a co-op society, housing their families and sending their children to an ISKCON school.

Prabhupāda repeatedly talked of constructing an international hotel, somewhat like a Holiday Inn, suitable for foreigners and traveling businessmen, yet reserving a floor for ISKCON life members, who would receive free accommodations. The restaurant would be managed by expert brāhmaṇa cooks, who would prepare dozens of different preparations of sumptuous prasādam. The Deities Rādhā-Rāsavihārī would receive fifty-two offerings daily, and the prasādam would be distributed to residents and guests.

To start things in the right direction, Prabhupāda ordered the devotees to immediately arrange for a ten-day public festival on the new land. First Brahmānanda Swami should pay the agreed balance and move onto the land along with all the devotees and the Deities, Rādhā-Rāsavihārī. Then they should prepare a big paṇḍāl tent and arrange a full program as they had previously in Bombay, in Calcutta, and in Delhi. Prabhupāda wanted everything ready for his return in two weeks.

Although, as Prabhupāda would sometimes mention, in South India the original Vedic culture was most intact, he had not been there in several years. Most of the great ācāryas, Śaṅkara, Rāmānuja, and Madhva, had come from South India, and Lord Caitanya Mahāprabhu, during His own touring, had found South India especially favorable.

Just after the Hare Kṛṣṇa paṇḍāl festival in Delhi, on the eve of Prabhupāda’s first tour of Vṛndāvana with his disciples, back in November of 1971, Acyutānanda Swami, Brahmānanda Swami, and Girirāja had volunteered to go to Madras to arrange a preaching program for Śrīla Prabhupāda. When Acyutānanda Swami had informed Prabhupāda of the plan, Prabhupāda had asked, “Oh, you are not going to Vṛndāvana with us?”

“ISKCON is Vṛndāvana,” Acyutananda Swami had replied.

“Yes,” Prabhupāda had said, “my Guru Mahārāja used to think like that.”

“But which do you want us to do?” Girirāja had asked. “What is the better service?”

“I want to put on a paṇḍāl in Madras,” Prabhupāda had replied. “That would be more pleasing.”

Madras
February 11, 1972
  Prabhupāda, accompanied by twenty disciples, arrived in Madras and immediately took part in a parade through the streets. The parade, led by a decorated elephant and a marching band, followed by the devotees’ kīrtana, featured Prabhupāda riding in an old, flower-covered American limousine.

Prabhupāda stayed as the guest of Mr. Balu, a Madrasi businessman. For three nights in the large hall packed with five thousand people, Prabhupāda lectured in English. One evening he told a story from the Caitanya-caritāmṛta of an illiterate South Indian brāhmaṇa whom Lord Caitanya Mahāprabhu recognized for his staunch devotion to his spiritual master and to the Bhagavad-gītā. The next morning and each subsequent morning The Hindu, one of Madras’s two leading newspapers, printed a full summary of Prabhupāda’s lecture. The other principal newspaper gave a more general account of A. C. Bhaktivedanta Swami’s arrival and the parade with his Western followers.

The large three-day program was followed by a more select gathering, sponsored by Mr. K. Vira Swami, the chief justice of Madras. Attending the function were judges, lawyers, and other leading citizens of the city. Several thousand people gathered beneath the open pavilion as Prabhupāda spoke about Rūpa Gosvāmī and Sanātana Gosvāmī of Vṛndāvana, who had given up their important government positions to join the movement of Caitanya Mahāprabhu. Indirectly, Prabhupāda was requesting all the attending leaders of Madras to join the Kṛṣṇa consciousness movement.

Prabhupāda was aware that his audience, although respectful, was steeped in impersonalism – deep-seated conviction that impersonal Brahman was supreme and that all Hindu gods were equal manifestations of the One. And Prabhupāda ended his talk by imploring his audience to accept Kṛṣṇa as the Supreme Personality of Godhead. “Just repeat,” he said, “ ‘Kṛṣṇa is the Supreme Personality of Godhead.’ ” His appeal was so urgent and humble that some members of the audience actually repeated aloud, “Kṛṣṇa is the Supreme Personality of Godhead.” The Hindu’s editor and publisher, Mr. Kasturi, was in attendance, and he printed a detailed summary of Prabhupāda’s speech in the next day’s paper.

Girirāja: Prabhupāda wasn’t speaking to them as if they were newspaper reporters. Usually a newspaper reporter has a stereotyped idea of who he is, and you’re giving an interview, so you have your stereotyped idea of who you are. And you answer his questions, thinking of how it will be published. But I could see that Prabhupāda was speaking to these reporters as spirit souls, as individual persons who are meant to be devotees of Kṛṣṇa. Even though they were addressing him as newspaper reporters, he was answering them in a completely different way. He was encouraging them and saying, “This reporting that you have done is very nice. Kṛṣṇa will bless you. Please help spread this movement.” They were asking questions, thinking of his answers in terms of something to publish in the newspapers. But Prabhupāda took it that they were spirit souls reaching out toward Kṛṣṇa consciousness, and he answered in that way.

Within a few days of Prabhupāda’s arrival, the whole city was feeling the presence of the Hare Kṛṣṇa movement. Prabhupāda scarcely slept, using the early-morning hours for translating, even after his late-night speaking engagements. He would go from place to place all day with great vitality, outdoing his young followers.

Prabhupāda’s host, Mr. Balu, although a prominent businessman, was also well known as a religious man. He received Prabhupāda warmly and respectfully, according to proper Vedic etiquette. Prabhupāda noted that Mr. Balu had his own temple with beautiful Rādhā-Kṛṣṇa Deities and a large tulasī plant. When the devotees accompanying Śrīla Prabhupāda asked Mr. Balu why the Deities were often dressed in black, he replied that They were so effulgent that if he didn’t dress Them in black he wouldn’t be able to look on Them. He did not make prostrated obeisances to his Deity because he and his wife were Kṛṣṇa’s father and mother, he said, and how can the father pay obeisances to his son?

Prabhupāda and his host related to each other graciously. But one night Mr. Balu and his wife came to Śrīla Prabhupāda and asked him to please speak about the rāsa-līlā* of Rādhā and Kṛṣṇa. Prabhupāda replied that the rāsa-līlā, being the most exalted spiritual topic, was meant only for liberated souls. Only one completely free of material desires, Prabhupāda explained, was fit to hear the rāsa-līlā.

“No, Swamiji,” Mr. Balu insisted. “My wife and I are very keen. You must recite rāsa-līlā.”

Again Prabhupāda described the exalted position of the rāsa dance, repeating that only when one is completely free of all material attachments to wife, family, home, and money could he become fit to hear of Kṛṣṇa’s rāsa dance. Mr. Balu then folded his hands and politely repeated, “Swamiji, my wife and I plead with you. Please recite rāsa-līlā.”

Then Prabhupāda replied, “Well, you may be fit to hear rāsa-līlā, but I do not feel that I am qualified to speak it. So kindly ask someone else.”

He met with the governor of Madras, K. K. Shah, a staunch Māyāvādī and follower of Śaṅkarācārya. Patiently Prabhupāda tried to teach him Kṛṣṇa consciousness, but the governor would interrupt with his own philosophy. When Prabhupāda asked him to somehow help the Kṛṣṇa consciousness movement, the man replied that as governor there was nothing he could do, since everything was in the hands of the chief minister.

Residing in Madras was an elderly scholar and former leading politician who had written several books and translations of Vedic philosophy from the impersonalist point of view. Prabhupāda visited him, but the man was paralyzed and could only sit, trembling, without speaking. Prabhupāda spoke for some time about personalism in the Gītā. The old scholar sometimes responded with a glimmer in his eye, but he could only make incoherent sounds. Previously Prabhupāda had criticized this man’s translation of the Gītā, which declares that although Kṛṣṇa says surrender unto Him, we don’t actually have to surrender unto the person Kṛṣṇa but to the impersonal, eternal principle within Kṛṣṇa. The meeting seemed to have a strong effect on Śrīla Prabhupāda, and for days afterward he would sometimes soberly mention how the old Māyāvādī scholar was living almost like a vegetable.

Śrīla Prabhupāda also met with V. Raj Gopala Acarya (Rajaji), who had been India’s first chief executive after independence. A friend of Mahatma Gandhi, Rajaji was high in the public sentiment as a religious politician. Although in his nineties, he was alert and very sympathetic to Prabhupāda’s movement. Rajaji expressed only one doubt: Prabhupāda had created such a huge institution that now his disciples might identify with the institution rather than with Kṛṣṇa. If that were to happen, then by identifying with the institution they would again fall into the same type of materialism or false identification as before. Prabhupāda replied that because Kṛṣṇa is absolute, Kṛṣṇa and Kṛṣṇa’s institution are nondifferent. To identify with Kṛṣṇa’s institution was to identify with Kṛṣṇa directly. Rajaji was satisfied by Prabhupāda’s answer, and after a pleasant conversation the two friends parted.

Prabhupāda received an invitation to Chief Justice Vira Swami’s home. The two became friends, and the chief justice requested to join the Kṛṣṇa consciousness movement as soon as possible. He liked Prabhupāda’s followers, especially three-year-old Sarasvatī, and gave her a six-inch silver mūrti of Kṛṣṇa playing the flute.

Another evening, Mr. Vira Swami came to see Prabhupāda, and Prabhupāda mentioned that he thought Sarasvatī too young to have such a valuable silver mūrti and that he had taken it from her and was going to give her another one. But while they were talking, Sarasvatī burst into the room and ran to her mother, crying, “Kṛṣṇa is gone!”

Śrīla Prabhupāda then called her forward and asked, “Sarasvatī, where is Kṛṣṇa?”

In anxiety, Sarasvatī replied, “I don’t know. Someone took Him.”

Prabhupāda repeated, “But where is Kṛṣṇa?”

Sarasvatī replied, “I don’t know.”

“Is He under the cushion?” Prabhupāda suggested. And Sarasvatī ran over to the cushion Prabhupāda pointed to. She picked it up, but Kṛṣṇa was not there.

“Is He on the shelf?” Prabhupāda asked. Sarasvatī ran to the shelf. Her eyes darted in all directions.

“Where is Kṛṣṇa?” Sarasvatī began appealing to the faces of the devotees, glancing at their hands, looking behind their backs, searching everywhere.

Prabhupāda, intently watching Sarasvatī, began reciting a verse about the six Gosvāmīs: he rādhe vraja-devike ca lalite he nanda-suno kutaḥ. “This is the mood of the Gosvāmīs,” he said. “They never said, ‘Now I have seen God. Now I am satisfied.’ No, rather they were saying, ‘Where is Rādhā? Where is Kṛṣṇa? Where are You all now? Are You on Govardhana, or are You under the trees on the bank of the Yamunā? Where are You?’ In this way they expressed their moods of Kṛṣṇa consciousness.”

Sarasvatī’s anxiety had become heightened to the point of tears. One of the devotees then hinted, “Sarasvatī, where is Kṛṣṇa? Who has Kṛṣṇa?” Sarasvatī’s eyes widened. She exclaimed, “Prabhupāda has Kṛṣṇa!” and she rushed up to Prabhupāda, convinced that he was holding Kṛṣṇa. And Prabhupāda reached behind his seat and pulled out a small Kṛṣṇa mūrti similar to the silver Kṛṣṇa he had taken from her.

“Here is Kṛṣṇa, Sarasvatī” Prabhupāda said. Sarasvatī was in ecstasy. All the devotees were struck by Prabhupāda’s exchange of devotional feelings with even a small child; by his expertise he had created within her a mood of separation from Kṛṣṇa. Prabhupāda continued explaining to the chief justice about the mood of separation from Kṛṣṇa.

In talking with his disciples, Śrīla Prabhupāda said, “The chief justice is brāhmaṇa? I don’t think so. He may be a kṣatriya. But you can tell him that we can solve the whole problem between the brāhmaṇas and the non-brāhmaṇas. We will give facility that anyone can become a brāhmaṇa. He simply has to follow our principles, and we will make him a brāhmaṇa.” Prabhupāda said the śāstra states that in Kali-yuga the demons will take birth as brāhmaṇas, thus this deep controversy. The so-called brāhmaṇas, the leaders, were not satisfying the people. Prabhupāda said that anyone who followed the four regulative principles, chanted Hare Kṛṣṇa, and took Vaiṣṇava initiation could become a brāhmaṇa, and that would solve the whole problem.

They should begin, Prabhupāda said, by making Chief Justice Vira Swami a brāhmaṇa. Mr. Vira Swami admitted that he was already eager to take initiation from Śrīla Prabhupāda; his only difficulty was giving up tea-drinking. When Prabhupāda heard this, he said that even if the justice did drink a little tea, he would accept him – as an exceptional case.

Some of Madras’s caste-conscious brāhmaṇas criticized Śrīla Prabhupāda’s creating brāhmaṇas from low-born Westerners. During a gathering at the home of a Madrasi brāhmaṇa, one of the guests commented to Prabhupāda, “Swamiji, your disciples don’t pronounce the Sanskrit very nicely. Even the Hare Kṛṣṇa mantra they sometimes do not say correctly.”

“Yes,” Prabhupāda replied, “that is why we have come here – to get your association so you can teach us.”

They talked again, but remained unsatisfied. Girirāja then informed Prabhupāda and asked if he would meet Mr. Ramakrishna himself. Prabhupāda agreed.

When they met, Mr. Ramakrishna began by saying, “Swamiji, we have been having some discussion about devotion to Lord Kṛṣṇa and devotion to Lord Śiva. What do you say? Who is greater? Kṛṣṇa or Śiva?”

Prabhupāda replied that actually the word bhakti, or “devotion,” could not properly be applied to the worship of Lord Śiva. Bhakti, he said, meant service without any material desire, whereas pūjā included service with the desire for some return. Bhakti, therefore, could only be applied to Kṛṣṇa.

“But isn’t it possible,” asked Mr. Ramakrishna, “for someone to be a bhakta of Lord Śiva and to worship Lord Śiva simply out of devotion, without desiring any material benefit?”

“It may be possible,” Prabhupāda replied, “but generally not. Just like when a person enters a liquor shop, generally it’s taken that he is going for drinking, although there may be some exception.”

Prabhupāda gave the example of the gopīs’ worship of the goddess Kātyāyanī; their worship had not been for material benefit but for devotion to Kṛṣṇa. Similarly, if one worshiped Lord Śiva with the aim of serving Lord Kṛṣṇa, that would be bhakti. But people generally approach Śiva for material benefit. Although Mr. Ramakrishna was usually prone to argue these points, Prabhupāda’s answer satisfied him.

Although Śrīla Prabhupāda was surprised and hurt by the extreme virulence of such a letter, he was accustomed to his Godbrothers’ slights and insults. He forbade his disciples, however, to get involved in fights with his Godbrothers. Rather, they should simply avoid them. He said that persons who criticize the spreading of the Kṛṣṇa consciousness movement were useless and that he would push on: “The dogs may bark, but the caravan will pass.”

In contrast to the venomous letter came a letter from Tridaṇḍī Svāmī B.V. Purī Mahārāja, another of Śrīla Prabhupāda’s Godbrothers. Purī Mahārāja, as Prabhupāda called him, had a small āśrama in Visakhapatnam, on the Bay of Bengal between Madras and Calcutta. Hearing that Prabhupāda was going next to Calcutta, Purī Mahārāja invited him to visit.

Visakhapatnam
February 17, 1972
  A broad beach of white sparkling sands and the Bay of Bengal’s warm, clear waters were special features of Śrīla Prabhupāda’s visit to Visakhapatnam. Purī Mahārāja’s small āśrama, where Śrīla Prabhupāda stayed, was only five minutes from the ocean, and every morning Prabhupāda and his entourage of about fifteen devotees would take long walks along the seashore.

Yamunā: I don’t think Prabhupāda ever excluded any of us from going with him to the beach. All the devotees knew at which time Śrīla Prabhupāda would be taking his walk, and we would come out from our different quarters and follow him to the seashore. The walks were brisk and refreshing and full of talk about Kṛṣṇa. Somehow or other, we were all able to hear Śrīla Prabhupāda speak.

Gurudāsa: I always went on every morning walk. But one time I was sitting in the temple, when suddenly I saw Prabhupāda and the devotees going toward the beach. I immediately ran out of the temple to join them, without even taking time to get my shoes. But there were barnacles and rocks leading down to the beach. When Prabhupāda saw me coming, lifting my feet up high, painfully hobbling down the rough road, he looked over and said, “Oh, your feet are hurting? Why aren’t you wearing shoes?” And I said, “Prabhupāda, when I’m with you, I don’t feel any pain.” Prabhupāda stopped and said, “Then why don’t you cut your throat?” Everyone laughed, and I laughed also. He said, “There is enough tapasya. Why create your own?”

Gurukṛpā: Prabhupāda would talk philosophy on and on. There were many things I couldn’t understand. I would just listen anyway, although I couldn’t remember anything. I would just hear and hear, but it hadn’t registered yet. I used to walk behind him on the beach, and I figured that, “If I can’t follow his teachings or example yet, at least let me step in his footsteps in the sand.”

Viśākhā: Sometimes a dog would try to follow us or would bark at us. We were all surprised to see how Prabhupāda would flick his cane and the dog would run away. Once when we passed a cow on the road, Prabhupāda gave her ample room to pass, and he told us the story of how he had been gored by a cow shortly after he had taken sannyāsa.

Tejās: Once on a morning walk Prabhupāda was speaking about the dog. He gave a reference to a śloka by Cāṇakya Paṇḍita about the five good qualities of a dog – that he is very faithful and satisfied with anything. And soon Prabhupāda said we should be Kṛṣṇa’s dog. He was also speaking about how our pūjārīs should never be paid. The teacher and the pūjārī should never receive a salary. They must work in pure devotion. The kṣatriya also. He said that was the mistake in government today, that the kṣatriyas are being paid. He discussed so many things, one after another.

Nanda-kumāra: Śrīla Prabhupāda would tell us to go bathe in the ocean. “Go to the beach,” he would say. So one day I asked him, “Śrīla Prabhupāda, whenever I go down to the beach, the sun is warm on my body, the water feels so good, the sand – it seems like such a comfortable material situation. How should I understand your reason for asking us to go to the beach? I know the spiritual master never gives the disciple anything that will cause him to become materially attached but always gives him whatever he needs to remember Kṛṣṇa. But when I go to the beach, it seems I just enjoy my senses. How can I relate that to Kṛṣṇa? How can I understand that this instruction is for my spiritual benefit?”

Prabhupāda said, “The sun is there – Kṛṣṇa is the light of the sun. The ocean is there – Kṛṣṇa is the taste of water. You are surrounded by Kṛṣṇa. How can you forget Kṛṣṇa? He is all around you.”

Pāñcajanya: I was a new devotee, and I asked Prabhupāda, “What about swimming, Śrīla Prabhupāda? Is that not māyā?” Prabhupāda said, “Lord Caitanya used to go swimming all the time. He used to play ball. So you can go and swim. Just make sure you remember Kṛṣṇa.”

Prabhupāda’s disciples had already seen formal exchanges of obeisances between Prabhupāda and his Godbrothers, as when in Bombay they had seen Prabhupāda get off his vyāsāsana and offer daṇḍavats to his Godbrothers. But in Visakhapatnam they saw more intimate dealings. They saw for the first time Śrīla Prabhupāda living comfortably, at ease, in the same quarters as his Godbrothers. And they didn’t feel themselves being treated condescendingly or superficially, or being regarded as oddities. Through Prabhupāda’s guidance they began to learn more of the essential friendly and humble exchanges between Vaiṣṇavas.

Prabhupāda’s Godbrother Ānanda was eager to cook and serve not only Śrīla Prabhupāda but all his disciples. Ānanda was elderly, and yet he took the position of always offering menial service. Although he spoke very little English, Prabhupāda’s disciples could perceive the affection of Ānanda and Śrīla Prabhupāda for each other. Ānanda’s communication with Prabhupāda’s disciples was particularly through his cooking and serving prasādam.

Each morning everyone would gather on the veranda outside Prabhupāda’s quarters, the men sitting on one side, the ladies on the other. Down the center aisle Ānanda would walk briskly, distributing prasādam, while Prabhupāda sat at one end in a wooden chair, fingering his japa beads and observing the devotees take prasādam. Prabhupāda had supplied money to the āśrama, and Ānanda was regularly cooking sumptuous feasts: deep-fried chunks of potatoes in powdered spices, rice, yogurt, dāl, three different types of sabjīs, french fries, chutney, malpurā, rājkeli, sandeśa, kṣīra – and everything cooked to a nectarean standard of excellence.

Prabhupāda would sit at the head of the two rows of devotees and encourage them to take prasādam: “Give him more!” Prabhupāda would praise Ānanda’s cooking, smiling with pleasure to see his disciples accept prasādam. The devotees would finish, having been induced to eat as much as they possibly could, and Śrīla Prabhupāda would say aloud the prema-dhvani. Then all the devotees would shout in response, “Jaya!”

After one such feast, Prabhupāda called the devotees into his room and remarked, “See how he is cooking. He cooks everything, he serves it, and then he doesn’t eat until everyone is fully satisfied. This is Vaiṣṇava, how he should act. He is more satisfied to serve than to enjoy himself.” The feasts continued twice a day, and in the evening many guests arrived to take prasādam, chant in the kīrtanas, and hear Śrīla Prabhupāda lecture.

Śrīla Prabhupāda chose to approach the temple by car, riding up the winding road past orchards of mango, jackfruits, and cashew, and fields of pineapple. On arriving at the temple, Śrīla Prabhupāda and his disciples met one of the temple brāhmaṇas, who showed them around the grounds. The temple buildings were of black granite, and carved into the rock were the forms and pastimes of Viṣṇu, especially in His incarnation of Lord Nṛsiṁha. As Prabhupāda moved from place to place, building to building, he sometimes rode up steep stairs on a palanquin carried by four men.

When Prabhupāda came upon an immense banyan tree at the lower end of the temple grounds, he said that the tree must be thousands of years old. As he stood beneath the tree, his servant, Nanda-kumāra, handed him a small campaka flower. Extending his thumb and forefinger from his bead bag, Prabhupāda held the campaka flower and looked fondly at it. “This flower,” he said, “is the color of Lord Caitanya. And this flower is the most loved all over India. This flower is beautiful to look at and beautiful to smell.” He carried the small saffron-gold flower between his fingers throughout the rest of the morning.

When Prabhupāda and his group entered the inner sanctum, where the Deity of Lord Nṛsiṁha resided, their guide explained that the mūrti dated back to the time of Prahlāda Mahārāja. An ancient king named Purūravā and his consort Urvaśī had once visited this hill, and at the request of Urvaśī, the mūrti, who appeared to her in a dream, had been excavated. The Lord had ordained that He should be worshiped in this place but that He would give darśana only one day a year, during the month of Vaiśākha. The rest of the year He would be entirely covered with ground sandalwood pulp mixed with camphor and other scents. Therefore, the Deity now appeared to be only a lump covered with a layer of sandalwood. Prabhupāda commented that the sandalwood was to keep the Deity “cool-headed.”

Mādhavānanda: When Prabhupāda was at the Nṛsiṁha temple in Visakhapatnam, it was the same as when he was in Vṛndāvana. When he got out of the car, he was very grave. We went into the temple, and there was a chamber. Then we went down. The walls were four feet thick, and it seemed like hundreds of feet of tunnels before we got into the inner sanctum. There was the Deity with just a mound of sandalwood paste on Him. As soon as we entered, Prabhupāda said, “Begin chanting the Nṛsiṁha mantra.” So we started singing tava kara-kamala-vare nakham adbhuta-śṛṅgam. And we circumambulated the Deity. Then we stood before the Deity, and Prabhupāda offered obeisances.

Gurukṛpā: When we came into the Deity room, Prabhupāda had us sing the Nṛsiṁha prayers. He always manifested such devotion. That was what separated him from us – not only his learning or his knowledge, but his devotion. In these places we would see him become very silent, very grave, and when he would speak, such peace would fill us from within. When he would speak, you could feel it. He was constantly convincing us of Kṛṣṇa consciousness. Not purposely, but he was just being himself. In these places it would come out.

When Prabhupāda stood with us before the Deity, we couldn’t even see. There was just a mound of sandalwood. There was one brāhmaṇa with big earlobes, and he had a ring in his ear. We offered some money. But it was a very devotional time. Prabhupāda didn’t say much, and the main reason was that these places are appreciated according to one’s spiritual advancement. The details and facts and the history are not really that important. There is nothing really to say. Prabhupāda would just make sure we had the proper respect and didn’t commit any offense.

At another program a bearded American anthropologist rode up on a motorcycle to attend Prabhupāda’s lecture and kīrtana. Afterward, the anthropologist told Śrīla Prabhupāda that he had come to India to study the primitive tribes. Prabhupāda told him it was simply a waste of time. “Why do you want to study the primitive people?” he asked. “Why don’t you study the exalted people?” And Prabhupāda narrated a story:

One time a poor man roasted a cob of corn and then began picking off the kernels one at a time and eating them. In this way it took him many hours to finish. He did this, Prabhupāda said, because he had nothing else to do, just to pass the time of day. In the same way, the study of anthropology was simply a waste of time. Prabhupāda asked, “Why don’t you study some person or group of persons from whom you can learn something?”

Repeatedly Prabhupāda invited Purī Mahārāja to come and preach in the West. He requested him to at least come to Māyāpur for ISKCON’s international gathering of devotees. Prabhupāda felt that Purī Mahārāja, on seeing all the Western disciples, might feel moved to join him and preach. Purī Mahārāja agreed to accompany Prabhupāda to Calcutta and Māyāpur, and the pleasant week in Visakhapatnam came to an end with Prabhupāda, his disciples, and Purī Mahārāja looking forward to traveling together to Calcutta.

Gurukṛpā: Although we arrived at the train station early, the train was already at the platform. It was very hot, and five or six of us were having kīrtana. Then Śyāmasundara climbed up a coconut tree and got this fantastic coconut. He opened it and gave it to Prabhupāda, who proceeded to drink a lot. Then Prabhupāda gave it to Śyāmasundara, and Śyāmasundara drank. Then Prabhupāda said, “Give it to the kīrtana members.” Each man in the kīrtana group was so thirsty that he wasn’t even thinking of leaving any for the next man but would just pass this coconut around. And the thing wouldn’t empty. I tilted it up, and the coconut water was coming out, pouring on my shirt, and I was drinking and drinking. But still it wouldn’t empty. We were amazed. Prabhupāda was smiling, and we were chanting. We all became cool and satisfied.

Śyāmasundara: Prabhupāda and I were in a first-class railway coach, a private compartment for two persons, clackity-clacking through the warm Indian night, somewhere between Visakhapatnam and Calcutta. Prabhupāda was talking and joking and playing tapes until around ten-thirty P.M., when he lay down to take rest. For a while I switched off the lights. At about midnight Prabhupāda sat upright and called my name. “Śyāmasundara, take dictation,” he said. Then followed a train of thoughts so lucid and coherent that I could only conclude that while we think Śrīla Prabhupāda is sleeping he is usually not sleeping but is thinking, reflecting on ways to serve Kṛṣṇa more and more.