ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Юдхиштхира дает нравственные назидания
Когда до Кришны дошло известие о том, что Пандавы находятся в изгнании, Он решил съездить к ним в лес и посмотреть, как они живут. Он пригласил Балараму, Дхриштадьюмну и Шикханди составить ему компанию. Пригласил Он и многих других царей, а также Субхадру с сыном, и так, все вместе, они отправились в лес Камьяку. Увидев Юдхиштхиру и его братьев, грабительски лишенных своего царства, одетых, словно аскеты, в оленьи шкуры, оба брата — Баларама и Кришна — пришли в гнев.
Кришна тут же заявил:
— Я не собираюсь терпеть эту несправедливость. Обещаю, что Дурьйодхана, Карна, Шакуни и этот четвертый, Духшасана, напоят землю своей кровью. Убив их всех, вместе с их сторонниками, мы возведем на трон Дхармараджу. Эти мошенники заслуживают смерти. Законы вечной морали полностью одобряют, чтобы с ними поступили именно таким образом.
Кришна весь пылал гневом. Казалось, что Он собирается уничтожить все творение. Арджуна принялся успокаивать Кришну, припоминая Его многочисленные удивительные деяния.
— О Кришна, — молвил Арджуна, — я слышал от великого риши Вьясадевы, что Ты — причина творения, Ты приводишь в движение все человеческие умы, Ты — начало и конец всего сущего. Все подвижничество покоится на Тебе — вечной Верховной Личности и олицетворении жертвоприношений. Все боги зависят от Тебя, и от Тебя происходит творец вселенной Брахма. О могучерукий Кешава, Ты приходил на землю много раз в разных воплощениях.
Провозгласив, что Кришна является первопричиной даже всемогущего Вишну, Арджуна описал различные аватары Вишну, нисходившие в этот мир в прошлом:
— О Кришна, явившись как Нарасимха, ты убил могучего асура Хираньякашипу. Став сыном Адити, Ваманой, ты измерил всю вселенную тремя шагами. О душа всех существ, Ты простираешься повсюду, Ты пребываешь внутри солнца, наделяя его сиянием.
Арджуна продолжал, перечисляя деяния Кришны в Его нынешнем воплощении:
— Ты убил многочисленных демонических царей, которые были злейшими врагами самих богов. О Джанардана, Ты явил здесь, на Земле, священный вечный город Двараку, который утопает в роскоши и постоянно привлекает к себе множество мудрецов. В Тебе не найти зависти, обмана, злобы и жестокости, Ты всегда остаешься доброжелателем и другом всех живущих. Нарада поведал мне, что в конце юги всем созданиям, подвижным и неподвижным, предстоит войти в Твое тело. О Кришна, слава Твоя безгранична. То, что я сказал, — это лишь ничтожная часть ее.
Говоря эти слова, Арджуна почувствовал, как его охватывает неземной восторг. Голос его прервался, и он не мог уже продолжать. Видя, с какой любовью Пандав говорит о Нем, Кришна был полностью удовлетворен и, совершенно успокоенный, сказал Арджуне:
— Ты принадлежишь Мне, а Я тебе. Все, что есть у Меня, — это и твое также. Твой враг — это Мой враг, а тот, кто послушен тебе, — послушен и Мне. В прежние времена ты был Нарой, а Я Нараяной. Мы существуем порознь, и в то же время мы одно целое. Никто не в состоянии понять наше единство и различие.
Смуглая Драупади, чью красоту еще более подчеркивало одеяние из мягких оленьих шкур, вышла вперед со сложенными ладонями и обратилась к Кришне:
— О неукротимый, великие риши в один голос объявляют Тебя Верховной Личностью. Все мироздание заключено в Тебе, Ты служишь прибежищем для всех подвижников и мудрецов. Так же, как дети забавляются игрушками, Ты играешь с небожителями. Кто прибегнет к Тебе с просьбой о защите, тот никогда не попадает в беду. О убийца демонов, как же получилось, что мне, жене Пандавов, сестре Дхриштадьюмны и Твоему другу, пришлось вынести столько обид от Кауравов?
Темные глаза Драупади наполнились слезами. Субхадра, которая стояла рядом с Драупади, обнимая ее за плечи, тоже не могла сдержать слез. Воспоминания об игре в кости захлестнули Драупади, и она почувствовала, как ею овладевают гнев и возмущение.
— Почему, о Кришна, — воскликнула она, — пятеро моих сильных мужей молча сидели, глядя на то, как презренные трусы меня унижают? Позор рукам Бхимы и прославленному луку Арджуны, Гандиве, ибо ни один, ни другой не смогли защитить в беде женщину, и к тому же собственную жену. Позор Бхишме и Дхритараштре! Они согласились с тем, чтобы я, их невестка, стала рабыней!
Драупади нежными руками, похожими на бутоны лотоса, закрыла лицо. Плечи ее содрогались от плача. Через несколько мгновений она справилась с собой и, глубоко вздохнув, продолжила:
— О Кришна, Ты — мое единственное прибежище. Я заслуживаю Твоего покровительства по четырем причинам: из-за нашего семейного родства, из-за нашей дружбы, из-за уважения, которое Ты питаешь ко мне, и из-за того, что Ты мой Господь.
— О прекрасная, обещаю тебе: ты увидишь, как жены тех, на кого ты гневаешься, будут плакать, как плачешь сейчас ты. Они будут плакать по мужьям своим, когда те, пронзенные стрелами, будут лежать в лужах крови на поле битвы. Не печалься. Я помогу Пандавам и сделаю для них все, что в Моих силах. Ты будешь царицей, супругой монархов. Верь Моим словам, о Драупади. Скорее обрушится небо, сдвинутся с места Гималаи, расколется земля и высохнут океаны, чем Мое обещание останется невыполненным.
Слова Кришны утешили Драупади. Она не сомневалась, что Он не сделает ничего, что не было бы направлено на ее же благо. Арджуна, поймав на себе взгляд царевны, заверил ее:
— О лотосоокая, не плачь. То, что сказал Кришна, обязательно сбудется. Иначе и быть не может.
Дхриштадьюмна, стоявший рядом с сестрой, провозгласил:
— Я убью Дрону, наш брат Шикханди — Бхишму, Бхима — Дурьйодхану, Арджуна же убьет Карну, нанесшего тебе столь нестерпимое оскорбление. Дорогая сестра, до тех пор, пока Рама и Кришна помогают нам, даже Индра не сможет нас одолеть, что уж говорить о сыновьях Дхритараштры.
И вновь все обратили взоры на Кришну. Глядя на Юдхиштхиру, Кришна молвил:
— О владыка земли, если бы Я не был занят другими делами, то бы лично позаботился, чтобы игра эта не состоялась. Указав на несчастья, которые влекут за собой азартные игры, Я бы заручился поддержкой Бхишмы, Дроны, Крипы и Бахлики, и все вместе мы наверняка бы убедили царя отказаться от бесчестных намерений.
Присутствовавшие брахманы подошли ближе, чтобы лучше слышать наставления Кришны, Он же молвил, окинув их ласковым взором:
— Незаконные половые отношения, азартные игры, охота и пьянство — вот четыре порока, которые порабощают людей и губят их благополучие. Азартные игры особенно легко могут лишить человека денег и собственности и ввергнуть его в беду. Они порождают резкие слова, вслед за чем разгорается вражда.
Кришна сказал, что напомнил бы об этом Дхритараштре, но если бы царь не послушал Его, то применил бы силу, чтобы привести его в чувство.
— А если бы кто-нибудь поддержал царя в его заблуждении, Я бы расправился с ним, — заключил Кришна. — Несомненно, все так бы и произошло, о царь, если бы Я не уехал тогда из Двараки. Лишь после Моего возвращения узнал Я от Сатьяки, что произошло в Хастинапуре. Получив это известие, Я сразу поспешил сюда. Сердце Мое сжимается при виде вашего горя и последствий постигшего несчастья.
Юдхиштхира спросил Кришну, где Он был во время игры в кости. Кришна ответил, что был занят сражением с царем по имени Шалва — другом Шишупалы. Прослышав, что Кришна убил Шишупалу, Шалва отправился в Двараку и напал на город, пока Кришна жил в Индрапрастхе. У Шалвы был большой воздушный корабль, похожий на летающий город. Он получил это чудо в дар от Шивы и использовал его в сражениях в качестве крепости, из которой нападал на противников. Шалва принялся обрушивать на Двараку потоки всевозможных снарядов, бросая вызов Кришне, — он не знал, что того нет в городе. Подвергнув Двараку опустошению, Шалва вернулся в свое царство.
По просьбе Юдхиштхиры Кришна подробно описал сражение, произошедшее между Шалвой и воинами Двараки.
Затем Он рассказал Пандаву, как, вернувшись в Двараку и узнав о нападении дерзкого царя, Он решил Сам пойти и сразиться с ним. Состоялась жестокая битва. Шалва, занимаясь подвижничеством, обрел огромное мистическое могущество.
В ходе сражения с Кришной он силой своих колдовских чар создал видимость того, что убивает отца Кришны, Васудеву, прямо на поле битвы. Явив свою мистическую силу, Шалва обрушил на Кришну и Его войско потоки стрел, дубинок, крылатых дротиков, копий, молний, ядер, мечей, топоров и прочих снарядов. В конце концов Кришне удалось убить Шалву, а его воздушный корабль он разнес на куски Сударшана-чакрой.
Завершая Свой рассказ, Кришна молвил:
— Вот почему, о Юдхиштхира, Я не смог приехать в Хастинапур. Злополучная игра произошла сразу после того, как Я убил Шалву, — тогда Я был занят устранением последствий его нападения и восстановлением Двараки. Если бы Мне удалось приехать, Дурьйодханы уже не было в живых, а игра в кости никогда бы не состоялась. Но что делать теперь? Когда плотина прорвана, воду в одночасье не остановишь.
Кришна поднялся, готовясь к отъезду. Он ничем не мог помочь Пандавам, пока не истекут тринадцать лет изгнания. Он понимал, что Юдхиштхира и его братья в силу своего благочестия никогда не нарушат данного ими слова. Несомненно, они останутся в лесу на весь срок. Кришна обещал братьям вернуться и навестить их в конце ссылки. Если Дурьйодхана не отдаст им царство, сказал Он, то можно не сомневаться, что за этим последует война, в которой Кауравы с их приспешниками будут уничтожены.
Пандавы распрощались с Кришной и его спутниками. Арджуна особенно нежно простился с Субхадрой и своим юным сыном Абхиманью. На золотой колеснице, сиявшей, словно солнце, Кришна покинул лесное жилище Пандавов, сопровождаемый Дхриштадьюмной и другими царями. Когда грохот колесницы затих вдали, Юдхиштхира велел братьям собираться в дорогу. Он хотел еще больше углубиться в лес Камьяку и отыскать подходящее место, где они будут проводить дни ссылки.
Братья, за которыми по-прежнему следовали сотни брахманов, двинулись вглубь леса. Через некоторое время они вышли на берег большого озера, которое, как и окружавший его лес, называлось Двайтавана. Лебеди, чакраваки и другие дивные птицы грациозно плескались в водах озера, а у берегов росли красные, голубые и белые лотосы, наполнявшие воздух густым ароматом. Многочисленные фруктовые деревья, сгибающиеся под тяжестью золотистых плодов, окружали озеро со всех сторон. Павлины, чакоры, кукушки и другие птицы перелетали с ветки на ветку, оглашая окрестности благозвучным пением. Братья увидели сиддхов и чаранов, весело резвящихся на берегу озера и в соседних рощах, а также множество риши, которые неподвижно сидели у кромки воды, сосредоточив мысли на Верховном Брахмане.
Юдхиштхира был очарован. Это место действительно прекрасно, они должны остаться здесь. Братья расположились на отдых под большим баньяном, словно пять могучих слонов, севших у подножия горы. Затем Дхаумья провел священные обряды, освятив участок, на котором они решили построить хижины для жилья, и они приступили к строительству.
Так Пандавы стали жить в этом лесу, словно пятеро Индр в кругу небожителей. Они служили риши и брахманам, предлагая им великолепные плоды и коренья. Дхаумья и другие жрецы каждый день совершали жертвенные обряды в честь богов и предков Пандавов. Братья постоянно думали о Кришне и проводили время, слушая брахманов, пересказывающих им ведические писания.
Вскоре после того, как Пандавы поселились на Двайтаване, их посетил древний риши Маркандея. Было известно, что Маркандея появился на земле еще на заре творения и знал все события в истории вселенной. Он тепло поприветствовал Пандавов и принял от них поклонение. Риши, чье тело — молодое, как у шестнадцатилетнего юноши, — светилось духовным светом, улыбался, радуясь встрече. Пандавы напомнили ему Раму и Лакшману, которые тоже были сосланы в лес, хоть и произошло это давным-давно — сотни тысяч лет назад, — и которых он тогда навещал.
С тех пор как Пандавы поселились в лесу, Юдхиштхиру не оставляло чувство вины, — вины в том, что он был причиной общих страданий. Заметив улыбку Маркандеи, старший Пандав спросил мудреца:
— О достославный, все аскеты, которых ты видишь здесь, скорбят, сочувствуя нашей беде. Что же могло обрадовать тебя, что ты один улыбаешься?
— Я не радуюсь, дитя мое, — отвечал мудрец. — Скорее, я удивляюсь тому, как ваше положение напоминает мне историю сына Дашаратхи — Рамы. Он тоже страдал из-за своей непоколебимой правдивости и тоже провел несколько лет в лесу, в изгнании. Я помню, как встретил Его много тысяч лет назад, когда Он бродил с луком в руках по горе Ришьямукхе. Так же, как и ты, Рама был благородным и невинным, и, подобно тебе, Он жил в лесу, послушный воле отца. Вот почему я улыбаюсь. Каким бы могуществом мы ни обладали, мы не можем предотвратить несчастий, что приходят к нам в свой срок, как предопределено судьбой. Поэтому никто не должен действовать неправедно, думая: «Я силен и велик».
Маркандея заверил Юдхиштхиру, что, подобно Раме, тот вернет свое царство, захваченное Кауравами, и произойдет это после того, как истечет срок изгнания. Обещав еще раз посетить Пандавов в их лесной обители, мудрец ушел, направившись на север.
* * *
Все время, пока Пандавы жили в Двайтаване, брахманы неумолчно пели священные гимны Вед. Место это стало таким же святым, как обитель Брахмы. Звуки мантр из Яджурведы, Ригведы и Самаведы, чарующие и приятные для ума, перекликались со звоном тетивы на луках Пандавов. Братья оттачивали воинское мастерство, охотясь на лесных хищников. Следуя правилам писаний, они сдерживали рост численности медведей, тигров, буйволов и других зверей, обитавших в лесу Камьяка, и защищали риши, занятых жертвоприношениями и погруженных в размышления о вечном, от нападения диких животных.
Юдхиштхира всегда любил проводить время в кругу брахманов. Теперь же, когда он получил возможность общаться с ними постоянно, его ум успокоился, и печаль рассеялась. Великие риши, слава которых разносилась по всему миру, явились в Двайтавану, чтобы находиться рядом с ним, — Наряда, Вьясадева, Васишта, Бхригу, Ангира, Кашьяпа и другие, — и все они чтили Юдхиштхиру, подобно тому, как небесные мудрецы почитают Индру в раю. Юдхиштхира воздавал им ответное поклонение и постоянно обсуждал с ними духовные предметы. По сути дела, лесная жизнь начинала приносить ему истинное удовлетворение. Во многих отношениях она казалась ему предпочтительнее жизни царя с ее обременительными и зачастую малоприятными обязанностями. Великодушному сыну Дхармы нравилось вести простую духовную жизнь, но все же он не забывал заповеданных Богом обязанностей кшатрия. Ответственность эту он не мог отвергнуть по своей прихоти, зная, что долг, даже неприятный, всегда следует выполнять для удовольствия Господа. Таким образом, Юдхиштхира жил в лесу, испытывая смешанные чувства и ожидая того дня, когда сможет вернуться к обязанностям правителя.
А Драупади была по-прежнему печальна. Ей трудно было примириться с ходом событий, приведших их в изгнание, а обида, причиненная Дурьйодханой, постоянно жгла ее сердце. Однажды вечером, когда Драупади осталась наедине с Юдхиштхирой, она открылась ему:
— О царь, когда я думаю о нечестивом Дурьйодхане и его приспешниках, о том, как, отправив тебя в лес, они счастливо живут в Хастинапуре, мое сердце разрывается от боли. Он, конечно же, рад нашему несчастью. Когда ты уходил в лес, все Куру плакали, за исключением презренного Дурьйодханы, Карны, Шакуни и этого грешника Духшасаны.
Драупади снова почувствовала, как слезы текут у нее из глаз. Ей вспомнилось, как прощалась она с Кунти и Гандхари и что говорила им при расставании. Обе женщины с болью в душе переживали унижение, которое довелось испытать Драупади. Сколько еще должно пройти времени, прежде чем она будет отмщена, а злодеи наказаны?
— Видя, как ты, мой супруг, сидишь здесь на подстилке из травы, — продолжала Драупади, — я вспоминаю твой трон из слоновой кости, усыпанный драгоценными камнями, и переживаю такую муку, что едва могу смотреть на тебя. Тело твое покрыто глиной, собранной на речном берегу, — но было время, когда его украшала лучшая сандаловая паста. Было время, когда ты носил дорогие шелковые наряды, — теперь же одеваешься в оленьи шкуры и древесную кору. Где мне взять силы, чтобы смотреть на то, как другие мои мужья, которым недавно еще служили сотни слуг, теперь рыщут по лесу в поисках пищи?
Внезапно скорбь Драупади взметнулась гневом:
— И всему виной преступные козни низких грешников! О царь, неужели твое положение не вызывает в тебе возмущения? Как ты можешь оставаться спокойным? Посмотри на Бхиму, который бросает на тебя нетерпеливые взгляды. Лишь потому, что его удерживает любовь к тебе, он не поднимется против Кауравов и не уничтожит их всех. Уважая данное тобой слово, он сидит, с трудом сдерживая гнев. Посмотри и на Арджуну. Он понимает, что на уме у Бхимы, и постоянно успокаивает его. Тысячи царей, преклонявшихся перед мощью лука Арджуны, покорно служили брахманам во время твоей Раджасуи. А теперь этот самый Арджуна не находит себе места от горя. Неужели это не возмущает тебя? Посмотри на юных сыновей Мадри. Ты питаешь к ним такую же любовь, как и твоя мать Кунти. Теперь же им приходится вести суровую жизнь аскетов. Неужели это не возмущает тебя?
Не могу понять, почему ты не встал тогда и не расправился с Кауравами. Я уверена, что, поступив так после всего, что произошло, ты ничуть не погрешил бы против добродетели. Неужели проницательность тебя подвела? Кшатрию подобает выказывать гнев всякий раз, когда совершается грех, а Кауравы, разумеется, поступили греховно. Как ты можешь сидеть здесь, будто все им простил? Если царь не в состоянии понять, когда нужно гневаться, а когда прощать, то дни его сочтены.
Я тоже знаю писания. В соответствии с ними Дурьйодхана и его братья заслуживают наказания. В писаниях говорится, что смиренный человек, который всех прощает, встречает в ответ лишь пренебрежение, а тот, кто могуч и знает, когда можно напасть на врага, добивается царских почестей.
Юдхиштхира с жалостью смотрел на жену. Она так страдала... и если что-то могло тронуть его сердце, то это были ее страдания, в которых он считал себя виновным. Да, его сердце вспыхивало, когда он вспоминал, как ее втащили в зал собраний. Боль, испытанная им тогда, не покинет его до конца дней. Но сейчас неподходящее время, чтобы развязывать войну. Драупади не понимала всей сложности их положения. Юдхиштхира ласково ответил:
— О разумная, гнев иногда помогает нам завоевать богатства, но в конечном счете он ведет к гибели. Истинное благосостояние венчает того, кто одолел гнев, но того, кто сам находится во власти гнева, ждут одни лишь несчастья. Гнев — это корень смерти и разрушения. Человек, охваченный гневом, совершает грех, сам того не ведая. В гневе человек может убить даже своего наставника и оскорбить старших; он не в состоянии различать, что хорошо, а что плохо. Разгневанный человек может сказать и сделать все что угодно, вплоть до того, что может отправить себя самого в обитель смерти. Помня об этом, я не поддамся гневу, о Драупади. Наоборот, я постараюсь сдержать его.
Драупади слушала с почтением. Она знала, что никто не сведущ в законах религии и морали больше, чем ее муж. Он мог бы давать наставления самим богам. Сидя на скромной подстилке из травы куша, Юдхиштхира продолжал:
— Когда слабого человека притесняет более могущественный, он не должен обнаруживать гнева, ибо гнев этот станет тогда причиной его собственной гибели. Того же, кто губит себя, не ждет ничего хорошего в мире, куда он направится после смерти. Поэтому слабые должны всегда держать свой гнев в узде. Лишь глупцы превозносят гнев, принимая его за проявление силы. Мудрые люди не подпускают гнев близко к себе. Человеку, находящемуся во власти гнева, нелегко проявить великодушие, чувство собственного достоинства, смелость, талант и другие качества, присущие волевым людям. Мудрецы утверждают, что человеком сильной воли можно назвать лишь того, кто умеет сдерживать гнев. Благочестивые всегда воздают хвалу такому человеку, потому что понимают: умеющий прощать не ведает поражений. Тот, кто подавляет гнев даже несмотря на враждебное отношение к себе, возрадуется в следующем мире. Поэтому говорится, что мудрый человек, силен он или слаб, всегда, даже в час испытаний, должен прощать своих гонителей.
Пока Юдхиштхира говорил, к нему подошли братья и теперь слушали его все вместе. Юдхиштхира продолжал, описывая славу всепрощения:
— Если бы не было людей, способных прощать, то в мире наступил бы хаос. Если цари и другие вожди станут давать волю гневу, то их несчастные подданные скоро окажутся на краю гибели. Если подчиненные не станут терпеть замечаний от своих руководителей, то в мире укоренится порок и истребит человечество. Я повторю вам слова, произнесенные в древние времена риши Кашьяпой: «Прощение — это добродетель, прощение — это жертвоприношение, прощение — это Веды. Прощение — это очищение и покаяние; в нем заключены истина, благочестие и религиозность. В нем пребывает святой Нараяна. Прощением поддерживается вселенная, и человек, прощая, может достичь царства вечного блаженства».
Разве можно отказать кому-либо в прощении, о Драупади, если на нем, на прощении, держатся духовность, истина, мудрость и все три мира? Как этот мир, так и следующий принадлежат тому, кто умеет прощать. Поэтому способность прощать считается высшей добродетелью.
Юдхиштхира улыбался, глядя на жену, и продолжал ее убеждать:
— Бхишма, Дрона, Видура, Крипа и другие старейшины Куру стремятся к миру. Вьясадева и остальные риши также превозносят миролюбие, о царевна Панчалы. Поэтому давайте сначала попытаемся уладить все мирным путем. Если Дхритараштра поддастся соблазну и не вернет царства, тогда династия Бхараты будет уничтожена. Я, однако, не хочу оказаться виновником этого несчастья. Позволь мне, о царевна, избежать такой участи. Прощение и смирение, неведомые Дурьйодхане, являются качествами владеющего собой человека. Они и составляют вечную добродетель. Поэтому я буду хранить их, несмотря ни на что.
Драупади все еще не могла избавиться от сомнений. Если добродетель дарует человеку победу и успех, то почему Юдхиштхира вынужден был переживать несчастье? Он ни разу еще не отклонялся от добродетели. Даже во время игры в кости он руководствовался лишь благими побуждениями. И что же?
Он оказался в бедственном положении, в то время как нечестивый Дурьйодхана наслаждается роскошью. Царевна сказала:
— Кажется мне, о царь, что, хотя ты всегда защищал добродетель, добродетель не захотела защитить тебя. Даже небожители знают о твоих достоинствах. Я уверена, что ты скорее отверг бы меня и своих братьев, чем поступился добродетелью. Ты всегда служишь брахманам, делишься с ними всем, что у тебя есть. Ты никогда не проявляешь неуважения к старшим, к равным тебе, а также младшим. Ты не возгордился, даже завоевав землю. Ты совершил немало великих жертвоприношений и раздал как милостыню безмерные сокровища. Даже сейчас, когда ты ведешь жизнь, полную лишений, это не умалило твоих достоинств.
Глядя мужу в глаза, Драупади продолжала добиваться ответа, чтобы разрешить сомнения:
— И несмотря на все это, злая судьба помутила твой разум, и ты проиграл все — богатство, царство, братьев и даже меня. Как ты — скромный, сдержанный, честный, великодушный и правдивый — мог позволить втянуть себя в эту игру? Предаваться азартным играм — это грех. Я просто не понимаю, как такое могло произойти.
Драупади знала: все находится во власти Верховного Господа, но сейчас, после того, что произошло с Юдхиштхирой и казалось ей необъяснимым, ее вера подвергалась серьезному испытанию.
— О царь, — молвила она, — несомненно, Господь управляет всеми живущими, подобно кукольнику. Никто не может и секунды оставаться независимым. Бог награждает нас счастьем или страданием в соответствии с поступками, которые мы совершаем. Каждый зависит от Бога. Господь сводит нас вместе и использует как орудия осуществления нашей кармы. Поэтому я думаю, что именно Господь поставил тебя в это бедственное положение. Но почему Он допустил такую несправедливость, несовместимую с законами истины и добродетели? Если же Он не повинен в несправедливости, то это означает, что в мире царит закон силы: кто более могуществен, тот и диктует свою волю. Если Бог не управляет воздаянием за поступки людей, тогда мне жаль тех, кто не обладает могуществом.
Видя, что горе и душевные муки совсем смутили жену, Юдхиштхира сказал:
— О благородная женщина, рожденная из священного огня, хотя речь твоя стройна и приятна, но так говорят лишь безбожники. Никто и ни при каких обстоятельствах не должен совершать добродетельные поступки, рассчитывая на вознаграждение. Такой грешник, торговец благочестием, никогда не получит ожидаемого плода. Я придерживаюсь добродетели лишь потому, что желаю следовать Ведам, и потому еще, что хочу доставить удовольствие Господу. Как свидетельствуют Веды, человек, который сомневается в добродетели, обречен на рождение среди животных. Тому, кто не имеет веры в религию, в добродетель и слова риши, закрыт путь в царство бессмертия и блаженства. Такой человек считается ниже вора.
Склонив голову, Драупади слушала мужа.
— О тонкостанная, — продолжал он, — ты видела своими глазами дар добродетели в таких бессмертных святых, как Маркандея, Вьясадева, Майтрея и небесный мудрец Наряда. Эти лучезарные и постоянно пребывающие в блаженстве риши говорят о добродетели как о наивысшем долге. Если бы добродетельные поступки благочестивых людей не приносили плодов, то уже давно весь мир погрузился бы во мрак невежества. Никто бы не стремился к освобождению и не интересовался приобретением знаний, и даже ради богатства никто не стал бы работать. Люди жили бы, как звери, и в мире царил хаос.
Брахманы, привлеченные речью Юдхиштхиры, подошли ближе и, слушая, одобрительно кивали. На землю опустилась ночь, и большая поляна, где они сидели, озарилась светом костров. До слуха Драупади доносился треск пламени и стрекот сверчков, она же продолжала внимать тому, что говорил Юдхиштхира:
— Не теряй веры в добродетель, о Панчали, потому лишь, что не видишь ее плодов. Не сомневайся, плоды созреют в должный срок, — так же, как и последствия нечестивых поступков. Истинная добродетель приносит плоды вечные и неуничтожимые, она возносит человека в область высочайшего счастья. Поэтому не говори плохо о Боге. Попытайся понять Верховное Существо и Его желания. О Драупади, всегда склоняйся перед Ним. Это будет тебе на пользу.
Слезы покатились из глаз Драупади. Конечно, все, что говорил муж, было правдой. Бог непогрешим, Он всегда был и остается доброжелателем и другом всех живущих. Но кто может понять Бога? Его деяния непостижимы. Никто не способен проникнуть в Его планы. Несчастье, которое обрушилось на благочестивых Пандавов, а также неподдающееся объяснению поведение Юдхиштхиры, которое, как могло показаться, и вызвало это несчастье, — оставалось непостижимым и выходило за пределы всякого понимания.
Драупади вздохнула:
— Я согласна с тем, что ты сказал, о лучший из людей. Конечно же, Господь дает каждому человеку то, что он сам заработал. Даже если с нами случается нежданное несчастье или к нам приходит удача, мы должны понять, что причиной были наши поступки в прошлых жизнях. Но помимо судьбы есть также личные усилия. Человек, не прилагающий усилий, в конце концов погубит себя. Я считаю, что ты должен приложить усилия, чтобы вернуть царство. Даже если тебе это не удастся, по крайней мере, никто не станет тебя попрекать и все будут довольны, зная, что ты сделал все возможное. Хотя плоды принадлежат не нам, мы все равно должны выполнять свою работу. Мудрые осуждают бездействие. Так почему же ты отказываешься что-либо предпринять? Вот что мне непонятно.
Драупади умолкла. Однако Бхиму ее слова не оставили равнодушным, и он почувствовал потребность высказать наболевшее. Он тоже испытывал гнев при мысли о том, что им еще столько времени предстоит провести в лесу. Не то чтобы его не устраивала суровая подвижническая жизнь, но ему невыносимо было думать, что в это самое время Дурьйодхана и его братья наслаждаются своей бесчестной победой и принесенной ею добычей. Почему Юдхиштхира должен молча страдать? Драупади была права. Нет смысла отсиживаться — нужно действовать!
— О Юдхиштхира, — воскликнул Бхима, — чего ты надеешься достигнуть, живя аскетом? Ты не йог, а царь, значит, и вести себя должен, как царь. Дурьйодхана ограбил тебя, отобрав царство. Он подобен трусливому шакалу, который питается падалью и крадет добычу у льва. Как ты можешь это терпеть? Зачем ты отрекся от богатства, которое было для нас источником как благочестия, так и наслаждений, и променял его на мелочную добродетель под названием «выполнить свое обещание»? Как видно, ты уже разучился отличать истинное благо от ложного.
Юдхиштхира спокойно слушал, пока Бхима изливал свой давно сдерживаемый гнев. Низкий и сильный голос Бхимы гремел, как литавры, отдаваясь эхом в окрестном лесу:
— О царь, потерей нашего царства мы обязаны лишь твоему легкомыслию. Ради того только, чтобы ты был доволен, мы позволили Дурьйодхане и его братьям вырвать у нас из рук богатство и причинить столько страданий. По твоему велению мы поселились здесь, на горе нашим друзьям и на радость врагам. Я не сомневаюсь: мы совершили глупость, не убив Кауравов прямо на месте. Вместо этого мы смиренно отправились в лес, и весь мир стал свидетелем нашего бессилия. Этого не одобрили ни Кришна, ни Арджуна, ни близнецы, ни я сам. О царь, неужели овладевшее тобой горе лишило тебя мужества, и теперь ты оправдываешься, прикрываясь добродетелью? Только трусы предаются горю, не в силах отвоевать потерянное.
Бхима продолжал приводить доводы, говоря, что добродетель, порождающая неисчислимые страдания, не может называться добродетелью. Какой смысл в добродетели ради добродетели? Цари должны быть благочестивыми, чтобы царства их процветали, а сами они имели возможность наслаждаться. Все три цели — добродетель, богатство и наслаждение — одинаково важны. Не следует пренебрегать какой-либо из них ради другой.
— Неужели ты забыл, в чем состоит твой долг? — вопрошал Бхима. — Ты могучий воин; в твоем распоряжении четверо могучих мужей. Используй эту силу, чтобы отвоевать законное царство. Утвердив свое господство, праведно властвуя над подданными и раздавая брахманам пожертвования, ты еще более возвысишься в благочестии. Отказавшись выполнить обещание, которое обязывает тебя оставаться в лесу, ты лишь пожертвуешь второстепенным правилом ради высшего блага.
Немного смягчившись, Бхима продолжал:
— Брахманы и народ хотят, чтобы ими правил ты. Они ненавидят Дурьйодхану. Тебе вполне по силам отобрать у него свое царство, а я и Арджуна выступим как твои союзники. Разве кто-нибудь сможет противостоять нам в сражении? Давай прибегнем к хитрости и силе и отвоюем то, что принадлежит нам по праву. Ведь это наш долг.
Юдхиштхира молчал какое-то время, призывая к себе терпение. Потом поднял глаза и, глядя на Бхиму, произнес:
— О потомок Бхараты, я не могу упрекать тебя за слова, что ранят мне сердце, будто стрелы. Ты прав: я виновен в том, что навлек на нас эту беду. Я знал, что не смогу обыграть Шакуни в кости, и все же позволил втянуть себя в это безумие. Мне следовало проявить большую выдержку. О Бхима, ум становится неуправляемым, когда попадает под влияние мужского тщеславия, гордости и хвастливости. Я не осуждаю тебя за то, что ты мне сказал, но, тем не менее, считаю, что произошедшее с нами было предопределено судьбой.
Юдхиштхира дал понять Бхиме, что не станет нарушать обещание.
— Помнишь ли ты условия последней игры? — спросил он. — Шакуни сказал тогда: «Тот, кто проиграет в этот раз, отправится в лес на тринадцать лет. Победитель получит царство проигравшего, а когда срок ссылки истечет, должен будет вернуть его». Я ответил ему: «Да будет так».
Юдхиштхира опустил голову и замолчал: события того дня встали перед его мысленным взором. Как он мог пойти на такое? Где была его рассудительность? Он думал, что им руководят только благие побуждения, но теперь все те, кого он любил, были обречены на страдания. И тем не менее он решил оставаться непреклонным. Независимо от того, насколько тяжелым было их нынешнее положение, пути назад нет. Он не нарушит обещания. Договор будет соблюден.
Юдхиштхира решительно заключил:
— Так разве смогу я, о Бхима, пренебречь данным словом ради богатства? Для меня не существует ничего превыше истины. Уважающий себя человек скорее умрет, чем нарушит клятву. Давайте мирно жить здесь. Настанут и лучшие времена. Земледелец разбрасывает семена и ожидает урожая. Таким же образом, истина и добродетель всегда приносят плоды, когда настанет срок. Не сомневайся.
Доводы Юдхиштхиры не убедили Бхиму. Его сердце переполнял гнев. Он даже не мог спать с тех пор, как поселился в лесу. Не желал он и ждать так много лет, прежде чем ему дадут возможность излить свою ярость на Кауравов. Разве было у них хоть какое-то понятие о добродетели? Почему же Юдхиштхира должен относиться к ним так, как будто они заслуживают уважения? Или он думает, что они его уважают за благочестие и приверженность истине? Наоборот, они презирают его за слабость и смеются над ним. Если бы только Юдхиштхира проявил благоразумие и приказал братьям готовиться к битве! Бхима вновь стал пытаться переубедить Юдхиштхиру:
— О великий царь, разве может смертный человек давать обещание, которое зависит от хода времени? Никто не знает, когда закончится его жизнь. Мы уже провели в лесу тринадцать месяцев. Будем считать, что это тринадцать лет. Веды гласят, что в определенных обстоятельствах месяц можно считать равным году. Давайте выйдем не мешкая на врага и сокрушим его. Пусть даже нам придется отправиться в ад — этот ад будет для нас подобен раю. Теперь ты знаешь, что думаем на этот счет я и Драупади, но наши чувства разделяют также Арджуна, близнецы, Кунти и многочисленные союзники. А молчат они лишь потому, что не хотят говорить тебе неприятное. Признайся, дорогой брат, что только слабость принуждает тебя держаться своего обещания. Никто не одобряет твоего благорасположения по отношению к врагам.
Силуэт Бхимы четко вырисовывался на фоне костра: его богатырская фигура напоминала пылающую гору.
— О царь, — возвысил он голос, — ты хранишь верность добродетели, но не способен узреть истину, словно невежда, заучивший Веды без понимания смысла. Ты кшатрий, а ведешь себя как брахман. Во имя исполнения долга царь вынужден прибегать к хитрости и коварству. Ты и сам об этом знаешь.
Бхиму беспокоил еще один вопрос: удастся ли им прожить неузнанными тринадцатый год ссылки? Их знали во всем мире, а у Дурьйодханы повсюду были сторонники. Многочисленные цари, покоренные Пандавами перед Раджасуей, теперь встали на сторону Кауравов. Дурьйодхана везде разошлет осведомителей, которые будут следить за каждым шагом Пандавов. Связав себя обещанием, данным Юдхиштхирой, им придется жить в лесу вечно. Единственным выходом — рано или поздно — будет применение силы.
— О герой, — взмолился Бхима, — пожалуйста, вели нам готовиться к битве. В этом — высший долг кшатрия. Если в результате будет допущен какой-нибудь грех, то позже ты сможешь его искупить, предложив жертвы богам и дары брахманам.
Юдхиштхира снова вздохнул, но ничего не сказал. Бхима поддался гневу, подумал он, и потому не может как следует разобраться в причинах их бедствий. Неужели он не понимает: страдания, так или иначе, пришли по воле Верховного Господа? Единственное, что им оставалось, — это выполнять религиозный долг, предписанный Богом, а суд предоставить Ему. Отказом от религии невозможно доставить удовольствие Господу, а ведь именно в том, чтобы удовлетворить Господа, и заключался первейший долг каждого человека. Бхима, несомненно, должен об этом знать.
Но было и еще одно соображение. Голос Юдхиштхиры оставался спокоен, когда он раскрыл перед Бхимой свои мысли:
— О сильнорукий герой, когда человек, полагаясь на собственные силы, совершает греховный поступок, этот поступок становится для него источником страданий; если же он тщательно обдумает все, прежде чем действовать, то его ждет успех. Послушай, что, скорее всего, произойдет с нами, если мы последуем твоему совету, который порожден не чем иным, как высокомерием и смятением ума.
Юдхиштхира затем перечислил одного за другим царей — союзников Дурьйодханы. Упомянул он Бхишму, Дрону и Крипу — движимые долгом, они, бесспорно, поддержат Дурьйодхану. Затем назвал он Ашваттхаму, Карну, Бахлику, Бхуришраву и братьев Дурьйодханы. Напомнил он и о сотнях других царей, которые будут сражаться на стороне Кауравов, ибо, потерпев ранее поражение от Пандавов, они стали сейчас их врагами. Сокровищница Дурьйодханы была полна, особенно теперь, когда Индрапрастха оказалась в его руках. Дурьйодхане не составит труда быстро собрать огромную армию. У Пандавов же не было ни власти, ни богатства, ни армии. Все, чем они обладали, — это лишь несколько союзников.
— Военная мощь Дурьйодханы, по существу, непоколебима, — объяснял Юдхиштхира. — Вожди Куру — искусные воины, знатоки небесного оружия. Думаю, что даже Индра вместе с богами не смогли бы их одолеть. Особенно я опасаюсь Карны — неистового, злобного и при этом непобедимого, владеющего всеми видами оружия и защищенного несокрушимыми доспехами.
Юдхиштхира напомнил, что Карна появился на свет с врожденной броней, росшей прямо на теле. Хотя и считался он сыном возничего, для всех была очевидна божественная, хотя и покрытая тайной, природа его происхождения. По какой-то причине он питал сильнейшую зависть к Арджуне. Настанет день, понимал Юдхиштхира, и Арджуне придется встретиться с Карной в грозном поединке, который раз и навсегда разрешит их вражду. Небольшая стычка на сваямваре Драупади не представляла из себя ничего серьезного. Карна не захотел утруждать себя сражением с тем, кого он принял за брахмана, однако, если бы он показал свою силу, то, кто знает, сумел бы Арджуна победить его или нет.
— Я не могу спать по ночам, все думаю о Карне и исходящей от него опасности, — произнес Юдхиштхира. — Если мы не одолеем его, а также всех остальных героев, которых я упомянул, нам не победить Дурьйодхану. О лучший из мужей, подумай об этом хорошенько.
Выслушав предостережения брата, Бхима задумался. Юдхиштхира, конечно же, был прав, и спорить с ним было бы неразумно. Невзирая на то что Бхишма, Дрона, Крипа и другие царственные особы в Хастинапуре всегда были их друзьями и доброжелателями, сейчас все изменилось. Если дело дойдет до войны, они, несомненно, встанут на сторону Кауравов. Мысль о том, что ему придется сражаться с этими героями, не знавшими поражений, вызвала в Бхиме невольный трепет, главным образом потому, что он очень сильно любил их всех. Признав свое поражение, Бхима опустился на землю.
Когда Пандавы сидели так рядом в наступившей тишине, из темноты леса появился Вьясадева. Они тут же встали и склонились перед риши. Заняв место посреди них, мудрец обратился к Юдхиштхире:
— О могучерукий, я прозрел твои мысли и пришел сюда, чтобы тебе помочь. Я уйму жар твоего ума — расскажу, как победить Бхишму, Дрону, Крипу, Карну, Дурьйодхану, а также его союзников. Слушай меня внимательно.
Вьясадева отвел Юдхиштхиру в сторону и долго беседовал с ним с глазу на глаз. Он научил его мистическому искусству под названием пратисмрити, а затем велел передать это искусство Арджуне. Оно позволяло тому, кто им владеет, перемещаться за короткое время на огромные расстояния. Таким образом Арджуна сможет отправиться в Гималаи, встретить там богов и получить от них небесное оружие.
— Подвижничество и отвага Арджуны помогут ему достичь небожителей, — сказал Вьясадева. — Тем более что он — вечный спутник Нараяны. Я уверен, что Индра, Рудра и все старшие боги с радостью наделят Арджуну своим оружием, и он свершит с его помощью великих дел.
Научив Юдхиштхиру мантрам пратисмрити, Вьясадева ушел. Напоследок он сказал Юдхиштхире, что им следует перебраться в другой лес. Иначе братья могут нарушить равновесие в животном мире Двайтаваны, истребив слишком много зверей. Прожив в лесу больше года, они уже убили на охоте немало оленей, кабанов, а также тигров и прочих хищников.
В сопровождении брахманов, находившихся под их опекой, Юдхиштхира и его братья переселились в другую часть обширного леса Камьяки, на этот раз обосновавшись на берегу реки Сарасвати.