ГЛАВА 24

БХАКТИВЕДАНТА Свами натянул свитер поверх фуфайки с узким горлом, закутался в чадар и в сопровождении нескольких учеников вышел из своей квартиры. Погода была прекрасная: синее безоблачное небо напомнило ему Индию. За час до этого он послал нескольких преданных начать киртан, и только что одна девушка прибежала назад и взволнованно застучала в его дверь: «Свамиджи, там столько народу!».

Глиняная мриданга, которую он много месяцев назад заказал в Калькутте, наконец прибыла. Сегодня — один из первых случаев за время его пребывания в Америке, когда он будет играть на настоящей глиняной мриданге. Ребятам понравится. Он велел обернуть мридангу тканью и предупредил парней, чтобы были осторожны: глиняные барабаны очень легко бьются.

До парка было рукой подать. Свамиджи, как всегда, шел очень быстро, так что юные последователи едва за ним поспевали. Они прошли по Фредерик-стрит до ее пересечения со Стэньян-стрит и повернули за угол у лавки с пончиками, которую облюбовали «ангелы ада» (как, впрочем, и кое-кто из преданных). Выйдя на Стэньян-стрит, они быстро прошли мимо автостоянки стадиона «Кезар», контуры которого смутно вырисовывались позади нее. На перекрестке Стэньян- и Уоллен-стрит Свамиджи, не останавливаясь и даже не взглянув на светофор, быстрым шагом вышел на проезжую часть. Один из ребят схватил его за руку: «Стойте, Свамиджи, — красный!». Но Свамиджи быстро перебежал через дорогу.

Они пошли дальше, в сторону Хайт-стрит, и скоро справа показался парк. Войдя и миновав пруд с утками, фонтаном и растущей на островке ивой, они прошли мимо высоких мамонтовых деревьев и эвкалиптов, распространяющих вокруг себя благоухание. Были там и клены, и дубы, и ясени, и цветущие кустарники, например азалия. Свамиджи сказал, что этот парк напоминает ему бомбейские парки, а сам город подобен святому месту, ибо назван в честь святого Франциска.

Пройдя через пятнадцатиметровый тоннель со свисающими с потолка искусственными сталактитами, они оказались на дорожке, темной от тени высоких, густых деревьев, обступивших ее с обеих сторон. Дорожка вела на луг, сплошь покрытый крошечными маргаритками и клевером и окруженный все теми же мамонтовыми деревьями и эвкалиптами. До Свамиджи донеслось пение, звон каратал и глухие удары литавр. Выйдя из-под сени деревьев, Свамиджи увидел покатый холм, усыпанный сотнями молодых людей. Одни сидели, другие лежали и грелись на солнышке, третьи курили, четвертые бросали «летающие тарелки» или просто прогуливались, а у самого подножия холма его ученики проводили киртан.

Луг был посещаемым местом. По нему постоянно ходили люди, направлявшиеся в зоопарк и к теннисным кортам. Но сегодня многие прохожие останавливались и толпились в одном месте, метрах в шестидесяти от поющих, и прислушивались к звукам киртана. Другие расположились ближе, метрах в пятнадцати, и слушали более внимательно. Сама группа киртана состояла из учеников Бхактиведанты Свами и нескольких десятков молодых хиппи, которые, сидя в тесном кругу или стоя рядом, пели, прихлопывали и покачивались в такт барабану и караталам.

Место киртана преданные украсили самодельными флагами. Это были полотнища размером примерно метр на метр, и на каждом красовался символ какой-то религии. На трехметровом бамбуковом древке, воткнутом в землю, развевалось ярко-красное полотнище с мусульманской желтой звездой и полумесяцем. Рядом колыхался флаг бледно-голубого цвета с темно-синей звездой Давида в центре. И тут же был желтый флаг с санскритской омкарой.

Ученики Свамиджи, с длинными волосами и в обычной одежде, почти ничем не отличались от других молодых танцоров и певцов, если не считать больших красных четок на шее. Несколько преданных танцевали, воздев руки к безоблачному небу, другие играли на музыкальных инструментах — караталах, литаврах и тех инструментах, которые принесли с собой хиппи и сами преданные. Хаягрива пришел со своим корнетом. Даже маленькие дети участвовали в пении, и даже бродячая собака с важным видом забежала в самый центр группы киртана. По воскресеньям лужайка у подножия Холма хиппи обычно превращалась в открытую сцену для всех творческих людей, но сегодня гвоздем программы был киртан.

Свамиджи тоже присоединился к поющим. Неожиданно зайдя в круг, он, к удивлению и радости преданных, сел среди них и громко запел, подыгрывая себе на мриданге.

Мукунда: Мы уже слышали, как Свамиджи играет на разных барабанах, и некоторые из нас подыгрывали ему, но когда он взял в руки глиняную мридангу из Индии, это было что-то совершенно иное. Это вызывало чувство, подобное тому, что возникает при встрече двух старых друзей, которые не виделись много лет. Это было так красиво и так естественно — а именно этого не хватало нашим киртанам. Наш экстаз многократно усилился, а Свамиджи, похоже, был счастлив как никогда. То, как он держал барабан, с какой легкостью его пальцы извлекали из него сложные ритмы, задавая темп киртану, — все это говорило о том, что барабан был для него как друг, которого он давно не видел. Свамиджи играл на барабане так, словно разговаривал с земляком. Вот тогда-то мы поняли, что такое настоящий киртан и как он должен звучать.

Взгляды всех собравшихся на лугу хиппи сразу же обратились на Свамиджи. Он выделялся уже одним своим возрастом и одеждой. Другие посетители парка были преимущественно молодыми людьми в джинсах или нарядах, обычных для хиппи, а Свамиджи было за семьдесят, и, в отличие от остальных, он был одет в просторные шафрановые одежды. То, с какой радостью преданные приветствовали его, как они кланялись ему и с какой любовью смотрели на него, вызывало у остальных любопытство и уважение. Как только он сел, его окружило несколько детей. Он улыбнулся им и принялся стучать на мриданге, а они заворожённо смотрели на то, как он выводит замысловатые ритмы.

Говинда даси: Приход Свамиджи придал нашему киртану авторитетность, которой ему так недоставало. Теперь мы уже были не просто юнцами из Сан-Франциско, поющими мантру Харе Кришна. С его приходом то, что мы делали, обрело историческую глубину и смысл. Теперь наш самодеятельный киртан как бы получил право на существование. Само его присутствие подтверждало то, что киртан имеет глубокие исторические корни. Вместе со Свамиджи в Голден-Гейт-парк пришла вся цепь ученической преемственности.

После часового киртана Свамиджи остановился и обратился к толпе:
— Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Это звуковая вибрация, и мы должны помнить, что эти звуки являются трансцендентными. Трансцендентные звуки мантры Харе Кришна привлекают каждого, даже того, кто не понимает смысла этих слов. Это сама красота. Даже дети откликаются на нее...

Свамиджи говорил минут пять, после чего снова начал киртан. Одна женщина, с длинными, растрепанными рыжими волосами и малышом на руках, начала подпевать и пританцовывать, делая шаги вперед и назад. Какая-то парочка играла на двух барабанах бонго. Субал, в облегающих вельветовых брюках и просторной белой рубашке, старался танцевать, как учил Свамиджи, хотя при этом больше напоминал танцующего индейца. Маленькая девочка, не старше четырех лет, сидела, скрестив ноги, и сосредоточенно пела, подыгрывая на караталах. Изнеженный на вид парень в жилетке и больших, круглых солнцезащитных очках стучал на кастаньетах. Равиндра-Сварупа «гудел» на фисгармонии, покачиваясь взад-вперед. Позади него пел зычным голосом Хаягрива, так при этом раскачиваясь, что его длинные волосы и борода взметались в воздух. Рядом стояла девушка в обнимку с двумя парнями: все трое покачивались в такт музыке и подпевали, мирно и блаженно улыбаясь и наслаждаясь киртаном и солнцем. Какая-то девушка сидела и молча медитировала, другая, рядом с ней, откровенно и вызывающе танцевала, а позади играл с двумя воздушными шариками пятилетний ребенок.

Свамиджи отложил мридангу, встал и, величаво и изящно переступая с ноги на ногу, заиграл на караталах. Рядом огромный чернокожий парень танцевал со своей белой подругой так, словно оба они находились в «Авалоне». Девушка неистово трясла головой, и сквозь ее длинные, прямые волосы совершенно не было видно ее лица. Справа от Свамиджи стояла светловолосая, сияющая Нандарани и тоже играла на караталах. Иногда Свамиджи прекращал петь и просто наблюдал за происходящим. Сжатые губы придавали его лицу строгое, но в то же время необычайно терпеливое выражение.

Несколько молодых людей взялись за руки и, образовав хоровод, стали танцевать перед Свамиджи. Потом они окружили его и принялись танцевать вокруг него, по-прежнему не разнимая рук. Они подпрыгивали, кружились и пели «Харе Кришна», он же переступал с ноги на ногу, покачиваясь и величественно хлопая в ладоши. Мягкий розовый цвет его одежды из кхади контрастировал с пестрыми нарядами хиппи, и Свамиджи выглядел необычно и удивительно. Он смотрел на поющих, словно молча благословляя их киртан.

Танец этих молодых людей был спонтанным и порой принимал откровенно чувственные формы. Но именно так, через тело, они выражали себя. Они взлетали в воздух, подскакивая, как мячи. Иногда танцующие разрывали круг и, выстроившись гуськом, лавировали между шелковыми флагами и сидящими на траве людьми. Мускулистый парень вел за собой подругу с длинными черными косами и черной индейской повязкой на голове, а замыкал процессию юноша, который левой рукой держал за руку девушку, а правой подносил к губам деревянную блок-флейту, то и дело издавая на ней звуки.

Свамиджи устал и сел на траву, рядом с медными литаврами. Прямой и серьезный, словно древний мудрец, он не прекращал играть на караталах и петь. Рядом сидела в йогической позе светловолосая девушка. Время от времени она нагибалась вперед — так, что лоб ее касался земли, и неясно было: то ли она молится, то ли демонстрирует свои способности. Другая девушка молитвенно протянула руки, выражая свои внутренние ощущения — физические и духовные, — а ее золотые серьги слегка позвякивали. Какой-то мексиканец в клетчатой рубашке бил в тамтам. В толпе бегала белая овчарка, подходя то к одному человеку, то к другому.

Свамиджи выглядел добрым и довольным. Хиппи он казался прекрасным. Среди танцующей, извивающейся, трясущейся и раскачивающейся молодежи он единственный держался благопристойно. Он совсем не был похож на хиппи, с их танцем, исполненным страсти. Движения его были величественны, как это свойственно людям его возраста.

Все происходящее на лугу, похоже, доставляло ему огромное удовольствие: ему нравилось смотреть на людей, танцующих вокруг него и поющих мантру Харе Кришна. Хотя энтузиазм хиппи порой выражался в причудливых, чувственных формах, пение мантры Харе Кришна сглаживало это впечатление, и от него на душе становилось светло и спокойно. Для Свамиджи главным было то, что киртан продолжается не прекращаясь. В шафрановых одеждах, которые неуловимо меняли свой цвет в лучах заходящего солнца, он смотрел на все происходящее, как добрый любящий отец, никому ничего не запрещая, как бы приглашая каждого присоединиться к пению.

Танцующие ей тоже понравились: и девушка с поднятыми руками и закрытыми глазами, похожая на раскачивающееся под ветром дерево, и красивый высокий юноша с вьющимися золотистыми волосами. Там же Линда заметила парня, которого знала по колледжу в Нью-Йорке. Этот ненормальный всегда носил светломалиновую шерстяную шапочку.

Линда приехала в Сан-Франциско из Нью-Йорка всего несколько дней назад. У нее не было никаких определенных планов, если не считать желания найти учителя танцев и, если получится, окунуться в волнующий мир Хайт-Эшбери, о котором ходило столько слухов. Линда училась в аспирантуре Колумбийского университета, ее специальностью была древнегреческая литература, а кумиром — Сократ, который жил и умер во имя истины. Поняв, что ни один из ее университетских профессоров даже отдаленно не похож на Сократа, Линда решила сама начать жить во имя истины, посвятив себя науке, но вскоре ей это наскучило. Древнегреческая цивилизация оказалась мертвой идеей, а не живой истиной. Она ничего не давала сердцу.

Линда жаждала новых, волнующих ощущений и была готова очертя голову броситься в объятия сан-францисской богемы. Она приехала одна, сбросив модную одежду и облачившись в брюки клёш и старую футболку. Но ей хотелось сохранять серьезность, и она никак не могла приспособиться к хиппи. Она чувствовала, что для того, чтобы влиться в их общество, ей нужно стереть с лица серьезное выражение и начать бессмысленно улыбаться. Поэтому даже в обществе сан-францисских хиппи она оставалась неудовлетворенной и потерянной.

Киртан в парке был самым прекрасным зрелищем из всего, что ей доводилось до этого видеть. Танцующие раскачивались из стороны в сторону, подняв руки к небу, а в центре сидел и пел смуглый, седой и мудрый человек. Она подходила все ближе и ближе и вскоре сама начала раскачиваться вместе с преданными. Потом она села и начала петь, желая понять, что происходит.

Спустя час с небольшим пожилой человек наконец остановил киртан, и Линда тут же разговорилась с какими-то преданными. Свами ушел, но несколько его последователей остались, чтобы раздать листовки и приглашения на воскресный «пир любви» и собрать литавры и флаги. Один из них предложил Линде пойти с ними в храм.

Преданные чем-то напоминали ей хиппи, но не тех нечесаных бродяг, какими были большинство из обитателей Хайт-Эшбери. Они не вызывали неприязни, с ними хотелось общаться. Маленький храм в бывшем магазинчике украшали полосатые занавески и комнатные цветы. Когда Линда остановилась перед картиной с изображением поющих и танцующих людей, один из преданных объяснил ей: «Это Господь Чайтанья со Своими спутниками». Кто-то дал ей прасада, и вечером Линда ушла, так и не встретив Свами.

На следующий день в семь утра она вернулась, в надежде, что на этот раз ей удастся его увидеть. Девушка думала, что он заметил ее в парке и, может быть, вспомнит. Она нарисовала портрет Свамиджи и хотела ему его показать.

В то утро, все время, пока Свамиджи пел молитвы и вел киртан, Линда не сводила с него глаз. И когда он попросил всех присутствующих повторять вместе с ним на четках «Харе Кришна», она с радостью взяла у одного из преданных четки и попробовала повторять, как он. Затем Свамиджи начал читать санскритский текст перед началом лекции, и Линда была зачарована его звучанием. Если она не бросит изучать греческий, следующим ее языком непременно станет санскрит! Она слушала с огромным интересом, гордая тем, что, возможно, никто из присутствующих не понимал столько, сколько она.

Позже в то же утро она встретилась с Бхактиведантой Свами в его квартире.

Линда: В нашей первой беседе Свамиджи описал мне греческую культуру в двух предложениях. Он объяснил, что источником исторических повествований, подобных «Илиаде» и «Одиссее», а также платонической философии является «Шримад-Бхагаватам». Он меня заинтриговал. Конечно, я поверила ему. Я не сомневалась, что все сказанное им — правда. У меня не было никаких сомнений. К тому же он не возражал против моего преклонения перед Сократом. Он сказал, что Сократ тоже был преданным, только не показывал этого.

Затем он начал рассказывать мне историю о том, как Кришна украл масло, и я сказала:
— Да, я знаю. Я видела танец о Кришне — воришке масла.

Его это очень обрадовало, и он засмеялся:
— Да, ты знаешь?

Эта встреча со Свамиджи была для меня словно встреча со старым другом — у него я чувствовала себя как дома, в полной безопасности. Я поняла: это то, что я искала. Здесь я могла применить свой разум и задавать вопросы, которые меня интересовали еще в школе.

Бхактиведанта Свами дал Линде посвящение, назвав ее Лилавати. Видя ее горячее желание лично служить ему, он решил научить ее готовить и попросил приготовить для него обед. Он уже давал по воскресеньям уроки по кулинарии, на которых учил Джанаки, Говинду даси, Нандарани и других преданных искусству готовить для Кришны. Теперь он пригласил на эти уроки и Лилавати. Он ходил туда-сюда по маленькой кухне, показывая девушкам, как замешивать тесто, готовить чапати, отмерять в правой ладони специи, резать овощи и жарить их в гхи с масалой. Блюда были самые простые: рис, чапати, жареная цветная капуста с картофелем — но он хотел, чтобы девушки научились готовить их в совершенстве.

Мукунда: Однажды я пошел посмотреть, как Свамиджи учит готовить, — просто из любопытства. Я пришел и встал в дверях, у входа на кухню. Женщины учились, а мне Свамиджи сказал:
— А ты что здесь делаешь?

— Э-э-э... Я просто пришел посмотреть на свою жену, — ответил я.

— Ты к Богу собираешься вернуться или к своей жене? — сказал он.

Все засмеялись, и я, поняв, что я тут незваный гость, ушел.

Этот случай показал, насколько серьезен был Свамиджи. Во-первых, я понял, что не должен так привязываться к жене, а во-вторых, увидел: то, как он общается с женщинами, как учит их, — все это духовно по своей природе и совсем не похоже на отношения между мужем и женой, иногда чересчур фривольные. Он много часов проводил на кухне, обучая женщин, и их это очень вдохновляло.

Лилавати гордилась собой: многие преданные не имели диплома об окончании колледжа, и никто из них не был специалистом по античности. Иногда она печатала для Свамиджи на машинке, стирала его одежду или приносила по утрам в его комнату цветы. И вскоре именно ее он выбрал в качестве своего постоянного повара. Уже после нескольких уроков по кулинарии Свамиджи сказал ей: «Ну вот, теперь готовить будешь ты». С тех пор он заходил на кухню лишь время от времени, чтобы проверить, как у нее идут дела. Однажды, увидев, как она раскатывает чапати, он сказал: «О, ты хорошо научилась».

Правильно приготовить для Свамиджи обед — с нужным количеством специй и так, чтобы ничто не подгорело и было подано вовремя, — было задачей не из легких. Под конец с Лилавати градом катил пот, и иногда она даже плакала от усталости. Но зато, когда она приносила Свамиджи обед, он просил ее поставить рядом еще одну тарелку, накладывал ей со своего подноса и приглашал отобедать с ним. Поначалу, первые несколько дней, Лилавати расхваливала удивительный вкус прасада, на что Свамиджи улыбался или поднимал брови. Но постепенно она заметила, что он никогда не разговаривает во время еды и кажется очень сосредоточенным, когда сидит со скрещенными ногами, нагнувшись над подносом, и правой рукой ест прасад.

Однажды, в экадаши, Лилавати пришла к Свамиджи поздно, полагая, что в "постный" день готовить много не придется. Но когда она вошла на кухню, то увидела, что Свамиджи уже увлеченно что-то готовит. Что-то белое нагревалось в сковороде, а он быстро помешивал эту массу, отскребая со дна.

— О, — сказал он, — а я как раз думаю: «Куда подевалась эта девчонка?».

Лилавати чувствовала себя слишком виноватой, чтобы поинтересоваться, что он готовит, и просто занялась нарезкой овощей.

— Сегодня же пост! — сказала она, будто упрекая Свамиджи за то, что тот готовит.

— Пойми, — ответил он, — в сознании Кришны «пост» означает «пир». Мы предлагаем его Кришне.

Лилавати по-прежнему не осмеливалась спросить, что это у него там такое белое и липкое на сковороде. Но вскоре он снял загадочное блюдо с огня и поставил на подоконник стынуть.

— Скоро затвердеет, — пояснил он, — и мы сможем нарезать его и раздать.

С этими словами он повернулся и вышел из кухни.

Когда Лилавати закончила готовить и подала Свамиджи его «экадашный» обед, он попросил девушку принести кусочек «того», с подоконника. Откусив немного, он остался доволен и попросил Лилавати позвать Мукунду и Джанаки, чтобы те тоже продегустировали новое блюдо.

Джанаки попробовала и воскликнула:
— Чудо! Просто чудо! Потрясающе! Что это такое?

Повернувшись к Лилавати, Свамиджи спросил:
— Из чего это сделано?

— Не знаю, Свамиджи, — ответила она.

— Как не знаешь? Ты стояла рядом со мной на кухне и не помнишь?

— Свамиджи, я была очень занята. Я не видела ничего вокруг.

— Ты была безумно занята, — ответил он и рассмеялся, и смеялся долго, пока Мукунда тоже не заразился его смехом. Лилавати стало еще больше стыдно.

Свамиджи попросил Джанаки попытаться определить на вкус, из чего сделано блюдо. Джанаки не смогла сказать ничего, кроме того, что оно сладкое. Затем он послал Лилавати вниз, за Говиндой даси и Гаурасундарой. Когда они пришли, Свамиджи попросил Лилавати:
— Принеси еще этого «просто чуда».

Снова, уже в присутствии четырех преданных, Свамиджи спросил у Лилавати:
— Итак, из чего же приготовлено блюдо?

Та снова кинулась оправдываться, говоря, что была слишком занята и не заметила. Он опять засмеялся, и смеялся до тех пор, пока все остальные не захохотали вместе с ним. Затем он дал попробовать "просто чудо" Говинде даси и спросил, из чего, по ее мнению, оно сделано. Ответ последовал незамедлительно: из сахара, сливочного масла и сухого молока.

— Ого, — Свамиджи посмотрел на Лилавати. — Она художник. Она разумна.

Для Лилавати весь этот эпизод был ужасным испытанием. Лишь потом она поняла, что Свамиджи пытался научить ее смирению.

В семь утра Бхактиведанта Свами спустился в храм и уселся на возвышении. Рядом, на алтаре, стояла полуметровая статуэтка маленького Кришны, которую недавно принес Гурудас. Левая рука Кришны покоилась на бедре, а правая сжимала посох. Гурудас увидел Его в витрине магазина импортных товаров и несколько раз подходил к директору и упрашивал продать ему статуэтку. Наконец директор согласился и продал ее за 35 долларов. Свамиджи дал Ему имя Карта-Махашайя, что значит «хозяин». Сегодня утром Свамиджи и Карта-Махашайя обнаружили в храмовой комнате всего шесть преданных, хотя вчера на вечерней программе было яблоку негде упасть.

— А где остальные? — спросил Свамиджи и сам же ответил: — Спят? Нехорошо столько спать.

Он достал караталы и заиграл: раз-два-три-и. Мукунда взял мридангу и начал ему подыгрывать, пытаясь припомнить ритмы, которым недавно научил его Свамиджи.

Не успел Свамиджи начать петь, как дверь распахнулась и в храм ввалились несколько босых хиппи, от которых несло марихуаной. Оглядев алтарную, они уселись на пол, а Свамиджи тем временем запел «Гурваштаку», молитву духовному учителю.

Хотя слов «Гурваштаки» никто из учеников не знал, всем нравилось слушать, как Свамиджи поет эту утреннюю молитву. Он пел не торопясь, выпевая каждый стих и по нескольку раз повторяя каждую строчку создавая неподдельное настроение служения своему духовному учителю.

Тут один из хиппи, молодой блондин с длинными, прямыми волосами и красной повязкой на голове, начал что-то бормотать, стонать и ерзать на месте. Кто-то тихо попытался его успокоить. Парень ненадолго утих, но потом снова застонал. Свамиджи и его ученики давно уже привыкли к "нагрузившимся" хиппи, которые всю ночь были на ногах, а утром приходили в храм, порой принося с собой беспокойства. Впрочем, как правило, посетители вели себя смирно. Даже впадая подчас в странное состояние, они успокаивались от пения «Харе Кришна» и пытались настроиться на одну волну с преданными. Но сегодняшний возмутитель спокойствия, казалось, был раздражен пением, словно оно заключало в себе некий вызов ему. Впрочем, скорее, это он вел себя вызывающе.

Преданные стали хлопать в ладоши в такт караталам, и когда Свамиджи запел «Харе Кришна», несколько учеников тут же запели вместе с ним, подхватывая и сольную, и хоровую части киртана. Серьезно глядя на неопрятно одетую, заспанную молодежь, Свамиджи старался взбодрить слушателей, и те отзывались со всей решимостью.

Гости сидели в наркотической прострации, хотя один или двое пытались петь со всеми. Но белобрысый парень с красной повязкой на голове упрямо продолжал мешать поющим своими дерзкими завываниями, словно пытаясь свести эффект пения на нет. Однако, несмотря на эти вопли, которые порой становились очень громкими и дикими, Свамиджи, а за ним и преданные, продолжали петь.

Мукунда и Хаягрива обменивались беспокойными взглядами, но выжидали, не зная, как поступить. Кое-кто был встревожен и даже напуган, но все помнили, как Свамиджи говорил недавно в одной из своих лекций, что возвышенный преданный остается невозмутим в любых обстоятельствах. Они следовали за своим учителем не только в пении молитв, но и в том, как реагировать на этого назойливого гостя, поэтому смотрели на Свамиджи, ожидая какого-то знака.

А Свамиджи оставался спокойным. Но хотя киртан продолжался, не ослабевая, вот уже двадцать минут, безумие парня в красной повязке не проходило. По мере того как пение набирало силу, он все больше выходил из себя. Он то визжал, как полоумный, то вопил, как рок-певец на концерте. Его возбуждение и гнев нарастали.

Когда преданные поднялись на ноги и начали танцевать, парень тоже присоединился к их танцу, но двигался он по-своему, крича и колотя себя в грудь. Мукунда заиграл на барабане громче. Звуки стали нестройными — безумие диссонировало с пением. Наконец Свамиджи завершил киртан.

Преданные склонили свои головы к полу, а Свамиджи нараспев прочел несколько санскритских молитв, прославляющих духовных учителей, Верховного Господа и святые места.

— Слава собравшимся преданным! — провозгласил он.

— Харе Кришна! — отвечали они.

— Слава собравшимся преданным!

— Харе Кришна!

— Слава собравшимся преданным!

— Харе Кришна!

— Большое спасибо, — сказал Свамиджи, затем, следуя утреннему обычаю, попросил: — Повторите один круг.

Все расселись, включая сумасшедшего хиппи. Преданные отложили в сторону барабаны и караталы, взяли свои большие красные четки и начали в унисон повторять джапу: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Повторив на бусине мантру один раз, они переходили к следующей бусине.

Удивленный таким поворотом событий, блондин громко проговорил:
— Вот это да!

Когда звуки мантры наполнили комнату, парень вскочил на ноги и закричал:
— Все за мной!

Затем он крутанулся вокруг себя, встал лицом к Свамиджи и завопил:
— Я БОГ!

Далее последовали громкие, продолжительные, неистовые крики:
— Уаууууу... Ааааааа!.. Ооооооо!

Он рыдал, рычал, ревел, топал ногами. Словно пробуя голос, как малое дитя, он пытался издавать всевозможные звуки. Вновь и вновь ударяя себя в грудь кулаками, он кричал:
— Я Бог!

Один из его приятелей вдруг заиграл на свирели.

Но Свамиджи продолжал воспевать джапу, и преданные тоже пытались не останавливаться, не теряя присутствия духа, но в то же время не сводя глаз с сумасшедшего и гадая, чем все это закончится. Затем парень издал последний пронзительный визг: «Я БОГ!» — и, стремительно выбежав из комнаты, в гневе и отвращении хлопнул дверью и с воплями понесся по улице.

Магазинчик наполнился размеренными и спокойными звуками джапы, и голос Свамиджи выделялся на фоне голосов преданных, повторяющих мантру. Минут через десять Свамиджи произнес: сарва̄тма-снапанам̇ парам̇ виджайате ш́рӣ-кр̣шн̣а-сан̇кӣртанам. «Слава совместному пению "Харе Кришна", очищающему зеркало ума от грязи и дарующему нектарный вкус, которого мы всегда жаждем».

Свамиджи надел очки и открыл «Бхагавад-гиту» (по утрам он читал лекции по шестой главе). В комнате воцарилась тишина: все приготовились слушать. Ученики — некоторые из них впитывали его наставления уже больше двух месяцев — внимательно слушали неподвластное времени, вечное послание парампары и Самого Кришны, которое в эти ранние утренние часы он передавал им, молодым людям, сидящим на ковре в маленьком магазинчике, в доме №518 по Фредерик-стрит на Хайт-Эшбери.

Свамиджи читал лекцию о перевоплощении души. Глупцы, говорил он, стремятся к материальным приобретениям. Они не понимают, что со смертью тела всему этому придет конец. И нет ничего важнее духовной жизни, ибо духовные приобретения остаются навсегда. Поэтому, даже если сознание Кришны дается с трудом, от него никогда не следует отказываться.

Бхактиведанта Свами снова подчеркнул, что преданный всегда остается невозмутим (этот момент казался весьма актуальным в свете утренних событий). Преданный всегда терпелив, объяснил он.

Свамиджи рассказал историю о Харидасе Тхакуре — современнике Господа Чайтаньи, великом преданном, которому пришлось вынести суровые побои по приказу судьи-мусульманина. Рассказывая историю, Свамиджи сымпровизировал диалог:

— Ты родился в такой хорошей семье, — сказал судья Харидасу, — а поешь «Харе Кришна»?

— Господин, — ответил Свамиджи за Харидаса, — ведь столько индусов стало мусульманами. Что плохого, если один мусульманин станет индусом?

Разыгрывая роли в диалоге, Свамиджи не менял в своем голосе ни тембра, ни акцента. Но, в совершенстве владея тонкостями искусства рассказчика, он ярко передавал характер героев.

Судья угрожающе спросил:
— Ты смеешь со мной спорить?

Затем Свамиджи заговорил от автора:
— Итак, было решено, что Харидас подлежит наказанию. «От худой славы вдруг не отделаешься».

Затем Свамиджи изобразил палачей, которые, хотя и беспрестанно избивали Харидаса, так и не смогли заставить его закричать от боли. В конце концов, обессилев, они сказали:
— Господин, вы должны были умереть, но мы видим, что вы живы. Теперь нас ожидает наказание.

Харидас: Чего же вы хотите?

Палачи: Мы хотим, чтобы вы умерли.

Автор: И тогда Харидас вошел в самадхи, и палачи принесли его к судье.

Судья: Бросьте его в воду. Не хороните его в земле. Он стал индусом.

Свамиджи закончил свой рассказ следующими словами:
— Его били, а он продолжал повторять: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе». Он оставался стоек и невозмутим. Поэтому Господь Кришна говорит, что для человека, пребывающего на высоком духовном уровне, не существует страданий даже в этом мире, не говоря уже о мире ином.

Преданный ничего не теряет, объяснил Свамиджи. Если он не достигнет совершенства в сознании Кришны или даже падет, то в следующей жизни снова родится человеком.

Чтобы проиллюстрировать свое утверждение, Свамиджи рассказал еще одну историю:
— Жил-был царевич. Звали его Сатьяван. Астрологи предсказали ему раннюю смерть. Но одна девушка по имени Савитри полюбила его и захотела выйти за него замуж. Отец отговаривал ее: «Он скоро умрет. Не выходи за него». Но она не послушалась и стала его женой.

И вот пришло время — через четыре года или пять лет, — и юноша умер, а девушка осталась вдовой. Но ее любовь была так сильна, что она не отпускала его мертвое тело. И Ямараджа... Как по-английски называется тот, кто забирает после смерти тело или душу?.. Так вот, этот Ямараджа пришел, чтобы забрать его душу. Но эта целомудренная девушка не отдавала ему тело мужа.

Свамиджи округлил глаза и голосом изобразил Ямараджу, бога смерти, который обратился к Савитри, вдове:
— Мой долг: забрать твоего мужа. Отпусти его. Иначе тебя тоже ждет наказание.

Савитри отпустила мужа, но сама пошла за Ямараджей вслед.

(Свамиджи слегка понизил голос). Ямараджа сжалился над девушкой:
— Дорогая Савитри, ступай домой. Я даю тебе благословение, что у тебя будет сын. Не убивайся по мужу.

Но Савитри не отставала. Ямараджа спросил:
— Зачем ты идешь за мной?

— Ты отбираешь у меня мужа, — ответил Свамиджи за Савитри. Хотя этот голос был не похож на женский, Свами вложил в него и мысли, и чувства героини. — Откуда же у меня возьмется сын?

Далее он сказал за повествователя:
— Ямараджа понял, что оказался в затруднительном положении. Он вернул ей мужа.

Итак, существует определенная методика. Если вы встанете на путь сознания Кришны, тогда муж — то есть человеческая форма жизни — вам гарантирован.

Преданные поняли мораль этой истории, но не могли взять в толк, какое отношение к их жизни имела эта женщина. Но некоторые все-таки поняли: если они станут на путь сознания Кришны, их несчастная жизнь изменится к лучшему..

— Да, — продолжал Бхактиведанта Свами, — нет жизни лучше, чем духовная жизнь.

Он окинул сочувственным взглядом преданных, расположившихся перед ним на полу.

— Если вы делаете что-то хорошее, благое, это никогда не пропадет. Вы никогда больше не попадете в затруднительное положение. И это замечательно.

Свамиджи закончил лекцию и спросил, есть ли у присутствующих вопросы.

Одна девушка подняла руку: Вы говорите, что люди по глупости поклоняются фотографиям умерших — вы привели пример Джорджа Вашингтона и Ганди. Но разве фотография духовного учителя не может помочь полюбить его?

Свамиджи: Да, фотографии тех, кто находится на высоком духовном уровне, неотличны от них самих. Вот, к примеру, статуэтка Кришны — она неотлична от Самого Кришны. Изначальный Кришна и это Его изображение — одно и то же. Или, например, когда мы поем «Харе Кришна»... Между Кришной и именем Кришны нет разницы. Понимаете? Вы думаете, что если мы не получаем от пения «Харе Кришна» какого-то духовного озарения, то просто зря теряем время? Нет. Мы не теряем времени зря. Мы чувствуем настоящий духовный экстаз, потому что разницы между Кришной и Его именем нет. Аналогичным образом человек, достигший духовного совершенства, и его фотография — одно, ибо и то и другое находятся на абсолютном уровне. Вам ясно?

Говинда даси (поднимает руку): Вы говорили, что человек в сознании Кришны, оставив тело, попадает на некую высшую планету...

Свамиджи: Нет. Если вы достигаете совершенства в сознании Кришны, то, покинув тело, отправляетесь прямиком к Кришне. Но если вы еще не совершенны, если прошли только какую-то часть пути, вы получите возможность вновь родиться человеком. Но тот, кто понял природу Кришны — то, как Он рождается, как действует, — тот больше не рождается в материальном мире. И что тогда? Куда он идет? тйактва̄ дехам̇ пунар джанма наити  ма̄м эти. «Он идет ко Мне». Это значит — в духовную обитель Кришны.

Поэтому мы должны быть очень серьезны. Зачем сидеть и ждать нового рождения — пусть даже в очень праведной или богатой семье или на другой планете? Благодаря человеческому телу вы можете достичь высшего совершенства. Но мы должны быть очень серьезными и стремиться к этому совершенству. Но мы несерьезны. Мы очень несерьезны. В действительности человеческая цивилизация подразумевает, что люди должны очень серьезно стремиться к совершенству человеческой жизни. Такова совершенная цивилизация. Именно этого сейчас и не хватает.

Несколько минут Свамиджи сидел молча, не двигаясь. Никто в аудитории не издал ни звука. Тогда он взял караталы и, громко заиграв на них, запел: говинда джайа джайа, гопа̄ла джайа джайа. Преданные подхватили за ним:

Таково было желание Бхактиведанты Свами — чтобы уже в этой жизни его ученики полностью развили сознание Кришны. И это было вполне возможно, ведь могущество мантры Харе Кришна не имеет границ. А если что-то оставалось непонятным, он готов был объяснить. Говинда даси не понимала; она-то думала, что цель преданного — некая высшая планета. Но теперь она все поняла.

Он просил их стать серьезнее. Он знал, что иногда они заходят в кондитерскую лавку за пончиками и время от времени даже позволяют себе покурить после киртана, и терпеливо сносил все это. Но он не скрывал от них, что ждет, когда они станут по-настоящему серьезными. Если этого не произойдет, они, конечно, могут попасть на какую-нибудь райскую планету в пределах этой вселенной, но что в этом хорошего? Жизнь человека предназначена для достижения совершенства, а чтобы родиться человеком, нужно пройти через множество форм жизни. Поэтому они должны стать серьезными.

— Но, — говорил он, — мы несерьезны.

После киртана Бхактиведанта Свами вышел из храма и вернулся к себе. Хаягрива, повернувшись к Харидасу, спросил, почему никто не выдворил сумасшедшего хиппи на улицу.

— В Нью-Йорке, — сказал Хаягрива, — Брахмананда сразу бы выставил его за дверь, не дожидаясь, пока он разбуянится.

— С местными хиппи, — объяснил Харидас, — надо быть осторожными. Тактичными то есть. Здесь считается, что если кто-то ходит под кайфом от ЛСД, то этим самым он почитает Бога и его нужно терпеть. Они заходят, скачут и вопят, но мы их не можем и пальцем тронуть, ведь они — святые ЛСД. Если бы сегодня утром мы что-нибудь сделали этому парню, на нас ополчилась бы вся округа. Диггеры, которые живут по соседству, очень шумные, но во время наших лекций они выключают свой музыкальный автомат. Они относятся к нам очень дружелюбно, дарят нам одежду и помогают украшать храм. Иногда туда заваливаются «ангелы ада» и поднимают ужасный шум, а бывает, что они даже сюда заходят. И тогда с ними нужно быть вежливыми. От них можно всего ожидать.

Тем же утром несколько «ангелов ада» устроили драку в магазине диггеров. Через стену преданные слышали глухие удары и крики — здоровенный чернокожий парень бил троих «ангелов». Драка закончилась только с приездом полицейской машины и кареты скорой помощи.

После этого с десяток человек, обсуждая потасовку, зашли в храм. Харшарани поставила несколько дополнительных тарелок для гостей.

Мартовским днем восемнадцатилетний Уэйн Гандерсон шел по улице. Вдруг к его ботинку пристал какой-то клочок бумаги, который ветром несло по тротуару. Он попытался сбросить его на ходу, но листок не отставал. Тогда Уэйн остановился и еще раз попробовал отшвырнуть его. Безуспешно. Тогда он наклонился и подобрал бумажку. Это оказалась листовка «Вечный кайф» с приглашением на лекции Свами Бхактиведанты, по адресу Фредерик-стрит, 518.

Уэйн, воспитанный молодой человек, работавший в почтовом отделении, приехал в Хайт-Эшбери, как и многие другие, чтобы принять участие в революции. Он посещал рок-концерты и тусовки, рылся в книгах и плакатах в «магазинах для наркоманов», делил квартиру с подружкой (и еще одной парочкой) и принимал наркотики. Но сам он был тихим, вежливым и любил уединение. Одевался он не как все хиппи, а носил обычную, чистую одежду и причудливую, странного вида спортивную кепку.

Листовка о Свами оказалась очень кстати: Уэйн как раз собирался в Индию на поиски гуру. Он решил зайти на Фредерик-стрит и посмотреть на Свами Бхактиведанту.

К своему удивлению, по указанному адресу он обнаружил простой магазинчик. Юношу особенно поразил портрет Свами в витрине — это был не улыбающийся бородатый йог, а индийский монах с обритой головой и суровым взглядом.

Уэйн вошел. Все было как и везде на Хайт-Эшбери — повсюду сидели хиппи. Но Уэйн заметил нескольких человек, у которых на груди, словно гирлянды, висели большие красные четки. А в дальнем конце комнаты он увидел Свами. Когда тот запел «Харе Кришна», Уэйна это очень впечатлило, а лекция показалась ему смелой и убедительной. Свамиджи постоянно подчеркивал: «Мы — не тело». А говоря о Кришне, описывал Его так, что казалось, будто он вас с Ним знакомит.

После нескольких визитов Уэйн набрался смелости и спросил:
— Можно ли заниматься хатха-йогой и в то же время практиковать сознание Кришны?

— Ну зачем тратить столько времени на тело? — ответил Свамиджи, и Уэйн почувствовал, что Свами видит его насквозь. — Ведь вы не тело.

Он сказал это так внушительно, что впечатлительному Уэйну захотелось провалиться сквозь землю.

— Тело не так важно, как душа, — объяснил Бхактиведанта Свами, — поэтому мы не должны уделять ему так много времени, увеличивая его нужды.

Затем он улыбнулся и добавил:
— Кроме того, все виды йоги находят высшее выражение в сознании Кришны.

И Уэйн почувствовал, что улыбка Свамиджи полностью вывела его из подавленного и сконфуженного состояния.

Несколько недель спустя Уэйн попросил о посвящении. Когда преданные велели ему подняться наверх и поговорить со Свами, Уэйн сначала поехал домой и отрепетировал свои слова. Предполагая, что может сказать ему Свамиджи, он заранее подготовил ответы и прокрутил в уме всю беседу от начала до конца. Затем, волнуясь, он подошел к дверям квартиры Бхактиведанты Свами.

Но не успел он постучать, как дверь вдруг распахнулась. На пороге стоял сам Свамиджи и смотрел на него — не сурово, как на портрете, а приветливо, словно ждал его прихода.

— Да, — сказал он, — проходи.

Это разрушило все планы Уэйна. Он пришел к выводу, что Свамиджи может читать мысли. Пытаясь выкинуть из головы всё дурное, он вошел в квартиру.

Свамиджи опустился в кресло-качалку, а Уэйн, который вообще-то всегда садился на пол, — на единственный стул. Он тут же почувствовал себя неловко, поскольку понял, что правильнее было бы сесть у ног Свамиджи. Но ему не хватило решимости исправить ошибку, и он остался сидеть на стуле, нервно теребя в руках свою спортивную кепку.

— Свамиджи, — сказал он, — я хотел бы стать вашим учеником.

Свамиджи сразу же согласился. Он спросил, сможет ли Уэйн следовать четырем регулирующим принципам, и тот кивнул, хотя не совсем представлял себе, что за принципы Свамиджи имеет в виду. Тогда Бхактиведанта Свами спросил, какому из этих принципов ему тяжелее всего следовать.

— Ну... — ответил Уэйн. — Мне трудно отказаться от мяса.

Это была неправда — Уэйн был вегетарианцем. Но он очень стыдился признаться, что его настоящей проблемой было неконтролируемое сексуальное желание. Свамиджи рассмеялся:
— Э, да это не проблема! Мы дадим тебе прасад. Ты можешь получить посвящение на следующей неделе.

Затем Уэйн спросил, можно ли ему будет поехать в Индию. Он думал, Свами обрадуется, что его новый последователь хочет посетить его родину. Но Свамиджи это, похоже, не понравилось:
— В Индию? Зачем в Индию?

Уэйн вспомнил... Ведь он хотел поехать в Индию, чтобы найти гуру.

— М-м-м, — замялся он. — Чтобы выучить санскрит.

— Я сам научу тебя санскриту, — пообещал Свамиджи.

Итак, нужда ехать в Индию отпала, и на следующей неделе он получит посвящение у настоящего гуру — прямо здесь, в Сан-Франциско.

Преданные помогли Уэйну приготовиться к церемонии посвящения. Хаягрива одолжил ему свое дхоти — отрез желтой ткани, который для Уэйна оказался слишком велик. Посредине магазинчика преданные подготовили место для огненного жертвоприношения: земляной холмик, дрова, разноцветные порошки, цветы.

Во время церемонии Уэйн нервничал. Когда Свамиджи пел мантры, он не мог разобрать слов и поэтому просто наугад шевелил губами. А когда началось огненное жертвоприношение, Уэйн даже немного испугался: он не думал, что посвящение окажется таким серьезным предприятием. Он смотрел, как Свамиджи с серьезным видом разводит огонь и читает мантры, а когда тот назвал новое имя Уэйна, Упендра, юноша толком не расслышал и еще больше разволновался. Затем церемония закончилась, Свамиджи встал и стремительно вышел.

Упендра: Кто-то напомнил мне, что я должен подняться наверх и сделать Свамиджи какое-то подношение. И я решил подарить ему детское одеяло и пляжное полотенце. Не то чтобы у меня не хватало денег — просто эти вещи представляли для меня определенную ценность, и я хотел подарить их Свамиджи. Я поднялся к нему. Он сидел на краешке своего матраса. Я вошел, поклонился и поднес ему свои дары. Он поднял одеяло одной рукой, а полотенце — другой и, смерив их взглядом, сказал: «Эти вещи бесполезны» — и бросил их на пол. Мне стало очень обидно, и я не мог вымолвить ни слова. Я просто сидел перед ним. Потом попросил прощения и вернулся к себе.

На следующий день я пришел к нему вечером. Мое пляжное полотенце и одеяло лежали на полу в его комнате, чтобы гостям было на чем сидеть. Я был доволен, что он нашел моим подаркам какое-то применение.

Свамиджи говорил, что Упендра не следует обетам, данным при посвящении: тот по-прежнему жил со своей подругой. Упендра чувствовал себя виноватым, но не мог бросить секс и наркотики. Он хотел честно признаться во всем Свамиджи, но никак не мог заставить себя это сделать. Кроме того, думал он, если даже он и сознается во всем, чем ему это поможет? Подруге Упендры сознание Кришны не нравилось, знакомиться со Свамиджи она не хотела, а в храм приходить отказывалась. Поэтому Свамиджи решил: вместо того чтобы женить Упендру, надо спасать его от подруги.

Свамиджи решил сделать из Упендры брахмачари. Хотя в Сан-Франциско у Бхактиведанты Свами было порядка двадцати пяти учеников, едва ли кто-нибудь из них мог считаться брахмачари. Единственным по-настоящему стойким преданным был Джаянанда, который был немного старше других. Он работал таксистом и целый день, даже за рулем, повторял «Харе Кришна», а в свободное от работы время шел в храм, где готовил или выполнял любое другое служение, какое только мог найти. Иногда он приходил к Свамиджи и с другими преданными сидел в его комнате. Он был известен своим серьезным отношением к джапе: скрестив ноги и крепко закрыв глаза, обеими руками держа четки и раскачиваясь взад-вперед (так, что почти доставал до пола), позабыв об окружающем мире, он внимательно повторял мантру. Он был серьезен. Только так и можно было оставаться брахмачари. В Нью-Йорке у Свамиджи было с десяток брахмачари, но его сан-францисские последователи оказались менее строгими к себе и меньше подходили для такой жизни.

В традиционном ведическом обществе жизнь брахмачари начиналась с достижением пятилетнего возраста. Родители посылали сына в гурукулу, дом духовного учителя, где ребенок получал начальное образование, выслушивал духовные наставления и под наблюдением гуру учился нравственному поведению. Даже Господь Кришна, когда являл на Земле Свои божественные игры, посещал гурукулу и смиренно служил Своему духовному учителю.

Главный принцип жизни брахмачари состоял в воздержании от секса. Соблюдая безбрачие, ученик развивал сильную память и способность хорошо владеть собой. А если, закончив обучение, такой человек решал жениться, он и тогда соблюдал ограничения в половой жизни. Но хотя брахмачари-ашрам необходим для благополучия общества, еще в те времена, когда Бхактиведанта Свами был ребенком, в Индии произошло быстрое и почти полное его разложение. Брахмачари-ашрам возродился в Гаудия-матхе.

В Америке в этом отношении было, конечно, еще хуже. В «Шримад-Бхагаватам» есть история о молодом брахмане, Аджамиле, который сошел с духовного пути, увидев, как пьяный мужчина обнимает полуголую проститутку. В Америке подобное зрелище было в порядке вещей. Стоило молодому брахмачари выйти на улицу, как он тут же сталкивался со множеством соблазнов. Но Свамиджи твердо верил, что даже в Америке его ученики будут в полной безопасности, если станут регулярно повторять «Харе Кришна» и искренне пытаться следовать всем правилам. Кришна защитит их.

Свамиджи попросил Упендру переехать к нему и стать его личным слугой. Предыдущий слуга, Раначора, недавно бросил свое служение. Хотя он и считался брахмачари, он никогда не следовал строго принципам этого ашрама, а в Нью-Йорке даже соблазнил одну из девушек-преданных. Узнав об этом, Свамиджи поинтересовался у этой девушки, почему она связалась с ним, если не собиралась выходить за него замуж. Вопрос так обескуражил девушку, что она не нашлась с ответом. Свамиджи пристыдил ее: «Вы, девушки, не должны быть такими доступными» — и дал Раначоре еще один шанс.

Но Раначора так и не образумился. На киртане в «Авалоне», во время которого Раначора играл на ударной установке, ему так понравился танцзал, что он под разными предлогами стал увиливать от своего служения и зачастил в «Авалон» в поисках новых подруг. И однажды он ушел и не вернулся. Как сообщил Свамиджи один преданный, «он просто растворился в огнях светомузыки». Впрочем, еще один раз Раначора все-таки пришел — попросить у Свамиджи денег на дорогу домой, в Нью-Йорк.

Упендра, несмотря на всю свою слабость, тянулся к Свамиджи и любил его общество. Иногда, с одним или двумя преданными, он поднимался к нему, и они просто садились напротив своего духовного учителя, который работал, сидя на тонкой подушке за низким столиком. Иногда Свамиджи продолжал читать или писать, а Упендра просто сидел, наслаждаясь его обществом, и смотрел, как он работает. Минут через десять Свамиджи поднимал глаза и говорил: «Ну хорошо, достаточно». Ребята кланялись и уходили. Иногда Упендра ходил смотреть, как Свамиджи обедает, и тот брал немного риса и овощей со своей тарелки, заворачивал их в чапати и давал Упендре. Хотя прасад был тот же самый, что раздавали внизу преданным, Упендре казалось, что у Свамиджи гораздо вкуснее.

Однажды, когда Упендра был со Свамиджи наедине, тот спросил:
— Ты живешь с девушкой и людьми, употребляющими наркотики?

Упендра еще раз убедился, что Свамиджи умеет читать мысли и знает о его жизни все.

— Да, — сознался он, — но я не...

— Это не хорошо, — перебил Свамиджи.

— Свамиджи, но я не вступаю с ней в связь!

— Где есть парень и девушка, — сказал Свамиджи, — там будет и секс. Ты должен переехать сюда и жить со мной.

Упендра просиял от счастья:
— Да, переезжаю прямо сейчас.

Прихватив кое-что со своей квартиры, а остальное оставив подружке, он переехал к Свамиджи, в переднюю комнату. Так он стал его личным слугой.

Свамиджи попросил его не бросать работу в почтовом отделении. Упендра заканчивал примерно в полночь, после чего возвращался на квартиру. (Свамиджи никогда не запирал дверь, зная, что он вернется.) Обычно вскоре после того, как Упендра запирал дверь, забирался в спальный мешок и засыпал, его будил голос Свамиджи, который записывал на диктофон «Учение Шри Чайтаньи». Упендра снова засыпал и вставал около шести.

Теперь он всегда ходил радостный: он наслаждался близким общением с духовным учителем.

— Я хочу только одного, — часто говорил он другим преданным, — стать собакой нашего Свамиджи.

Однажды Упендра читал «Шримад-Бхагаватам»:

— У тебя нет вопросов? — поинтересовался Свамиджи.

Упендра оторвал глаза от книги:
— Нет, Свамиджи, я согласен со всем, что вы говорите.

Наблюдая, как Упендра читает, Свамиджи улыбнулся и начал раскачиваться в кресле-качалке. Затем он показал ему, как правильно держать книгу — на ладонях, «над коленями, но не на них». Этот совет еще больше разжег в Упендре желание порадовать духовного учителя чтением его книг.

Упендру по-прежнему беспокоили сексуальные желания. Он подумывал о том, чтобы жениться, но толком не представлял, на что должна быть похожа семейная жизнь в сознании Кришны. Как, недоумевал он, можно жениться на той, кого не любишь? И как это — любить без секса? Он хотел спросить об этом Свамиджи, но никак не решался и, набираясь смелости, ждал удобного момента. Однажды, войдя в комнату Свамиджи, он увидел, что тот расхаживает по ней взад-вперед, от одной стены, с тремя большими эркерами (выступающая за плоскость фасада часть помещения, прим ред.), выходящими на Фредерик-стрит, до другой, где стояло его кресло-качалка. Упендра решил, что пришло время задать вопрос.

— Свамиджи, — начал он, — можно спросить?

— Да, — Свамиджи остановился.

— Если парень не спит с девушкой, как он сможет научиться ее любить?

Свамиджи снова начал ходить взад-вперед, перебирая четки. Через минуту он повернулся и тихо сказал:
— Любить? Любовь предназначена для Кришны.

Он подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу.
— Нужна девушка? Выбирай.

Свамиджи указал на женщин, идущих по улице:
— В материальном мире нет любви. Любовь предназначена для Кришны.

Со временем Упендра начал замечать, что благодаря благотворному влиянию Свамиджи сексуальные желания беспокоят его все меньше. Упендра понял, что он душа, а не материальное тело, а вечная природа души — любить Кришну, и что чистый преданный (то есть Свамиджи) уже отдал свою любовь Кришне.

Его желание служить Свамиджи становилось все сильнее и сильнее. Он постоянно думал, какие для него покупать продукты и как сделать, чтобы духовному учителю было удобно. Однажды, все с тем же настроением послужить Свамиджи, Упендра посетил местный «Психоделический магазин». Он слышал, что недавно туда завезли какие-то плакаты из Индии, поэтому зашел туда, выбрал несколько плакатов с изображением Господа Кришны и принес их духовному учителю.

В комнате Свамиджи Упендра выложил плакаты на его столик и вместе с другими преданными стал разворачивать их один за другим, желая посмотреть на реакцию своего духовного учителя. Казалось, что Свамиджи увидел фотографии старого друга. Он был доволен. Хаягрива высказал замечание по поводу некоторой безвкусицы индийских плакатов на религиозную тему, но Свамиджи объяснил, что техника исполнения не так важна. Важно то, что это изображения Кришны, и выполнены они в соответствии с описаниями Вед. Для преданного они прекрасны, ибо неотличны от Кришны.

Один плакат Свамиджи особенно понравился: Господь Кришна стоит, освещенный луной, на берегу Ямуны и играет на флейте. Кришну, изображенного подобным образом, называют Говиндой. Свамиджи взял плакат в руки и процитировал стих:

Он взял лист бумаги и начал что-то писать, а преданные смотрели на него, затаив дыхание. Было слышно, как ручка царапает бумагу. Затем он прочитал: «Дорогая подруга, если ты все еще хочешь наслаждаться мирской жизнью, обществом, дружбой и любовью, не смотри на юношу по имени Говинда, который стоит, изящно изогнувшись в трех местах, улыбается и виртуозно играет на флейте, а Его уста освещает полная луна».

— Ямуна, ты можешь это красиво переписать?

Свамиджи знал, что Ямуна была профессиональным каллиграфом. Он попросил ее красиво переписать текст и повесить его вместе с плакатом в храме, рядом с его асаной. Он хотел иметь возможность смотреть на плакат во время киртанов.

Упендра думал и молился: «Если я смогу постоянно служить Свамиджи, у которого столько любви к Кришне, то тоже поднимусь над мирской жизнью». Он понимал, что поскольку он не может видеть Говинду так, как видит Его Свамиджи, то должен служить самому Свамиджи, чистому преданному Говинды, и так очиститься.

— Я просто хочу стать "его собакой", — сказал Упендра, выходя из дверей.

Свамиджи строго-настрого наказал ученикам в Нью-Йорке не давать мистеру Пэйну ни цента, пока не будет подписан договор купли-продажи. Он все еще надеялся купить это здание. 4 марта он написал Брахмананде: «Я надеюсь, что когда снова приеду в Нью-Йорк, то сразу же войду в новый дом». А 7 марта он написал Рая-Раме: «Я очень рад, что и у Брахмананды, и у тебя, и у всех остальных преданных есть духовное мужество идти на любой риск ради Кришны. Это сделает ваши победы в сознании Кришны еще более славными». Но он не хотел, чтобы они попались на удочку ложных обещаний.

А мистер Пэйн тем временем попросил преданных передать 5.000$ его другу, финансисту мистеру Холлу, который согласился добавить еще 20.000$ и отдать всю сумму в качестве задатка мистеру Тайлеру, владельцу здания. Пэйн просил Брахмананду донести до «Его Превосходительства», что, если преданные всерьез рассчитывают получить здание, переговоры должны вестись именно так, и никак иначе.

Брахмананда написал Бхактиведанте Свами письмо с просьбой перевести 5.000$ с его личного счета на счет ИСККОН, чтобы попечители Общества могли в любое время взять эти деньги. Свамиджи согласился, но с условием, что подпись под чеком будут ставить президент и секретарь Общества, поскольку «главными ответственными лицами при покупке здания являются Брахмананда и Сатсварупа, а Киртанананда со своим кухонным департаментом — лишь подспорье». Но Свамиджи предупредил, что чек должен быть выписан на имя продавца, мистера Тайлера, а не Холла. «И деньги, и Общество принадлежат вам, — писал Свамиджи, — и вы можете тратить их как сочтете нужным, но мой долг как вашего вечного благожелателя — дать вам совет».

Вскоре Пэйн пригласил Брахмананду на встречу с мистером Холлом, предложив ему сразу приготовить чек на 5.000$. Попутно Пэйн объяснил, что мистер Холл, возможно, самый крупный агент по продаже недвижимости на всем Манхеттене — мульти-мультимиллионер. Он владеет небоскребами и не привык размениваться по мелочам. Когда Брахмананда вошел к мистеру Холлу, то подумал, что офис у него точь-в-точь как в голливудских фильмах — конференц-зал раз в десять больше храмовой комнаты на Второй авеню. Во главе огромного овального стола восседал сам мистер Холл. В комнате царил полумрак. Фигура хозяина, который сидел перед целой батареей телефонов, была освещена прожекторами. Во время беседы он несколько раз прерывался, поднимал трубки телефонов и разговаривал с людьми из разных частей страны.

— Молодой человек, — сказал Холл Брахмананде, — мы хотим помочь вам приобрести здание. Это прекрасное здание, памятник архитектуры Нью-Йорка.

Тут мистеру Холлу позвонила его подруга, отдыхавшая на яхте в Карибском море. Поболтав с ней немного, он вернулся к разговору с Брахманандой и Пэйном, которые сидели перед ним за столом, в полумраке.

Мистер Холл достал объемный контракт и попросил Брахмананду поставить подпись. Брахмананда помнил, что Свамиджи писал им о каком-то договоре, — и вот договор лежал перед ним. Не забывал он, правда, и о том, что эти 5.000$ были единственными их сбережениями и взять еще денег будет больше неоткуда и что агенты тоже это знали. Но Свамиджи нужно было здание. Он и сам не раз осматривал дома, стоившие не менее 100.000$, и предлагал их купить, хотя средств у него почти не было. Брахмананда всегда поступал, как велел ему духовный учитель. Он пришел к выводу, что подписание этого контракта станет испытанием его веры в Свамиджи и Кришну, и не стал утруждать себя размышлениями о том, откуда возьмутся остальные деньги. Это было бы равносильно тому, как если бы он усомнился в Свамиджи.

Итак, он — в офисе крупного финансиста. Это приводило в трепет. Миллионеры протянули им руку помощи. Мистер Пэйн сидел рядом. Мистер Холл говорил, что все идет как по маслу: «Мы купим вам этот дом». Мечта становилась реальностью — им предлагал свою помощь один из самых влиятельных жителей Манхэттена. И хотя у Брахмананды не было денег, мистер Холл без труда мог выкупить здание у его владельца. Быстро просмотрев контракт, Брахмананда поставил подпись. Сделка состоялась. Он вручил им чек на 5.000$.

Но как только Брахмананда и мистер Пэйн вышли из офиса, в поведении Пэйна произошла разительная перемена. Хотя он по-прежнему держался с Брахманандой по-дружески, он вдруг сказал:
— Так... Теперь вы должны достать деньги.

За то время, пока они вместе шли по улицам пригорода, он быстро и ловко перевел все обязанности на Брахмананду. Раньше Пэйн говорил, что они с мистером Холлом сами устроят дела, а теперь выходило так, что преданным придется делать все собственноручно. Брахмананда осведомился насчет юридического положения сторон. Мистер Пэйн объяснил, что обязательства лежат только на Обществе Кришны. А как же обещания? Как насчет богатого мистера Холла, который так хотел помочь? Как насчет самого Пэйна? Пэйн заверил Брахмананду, что и он, и мистер Холл действительно хотели им помочь и делали все, что в их силах. Но Брахмананда и другие преданные тоже должны сделать все возможное, чтобы к концу месяца собрать $20,000 и сделать наличный расчет. А если не смогут? Ответ мистера Пэйна не оставлял сомнений: «Не заплатите остаток до конца месяца — потеряете залог».

К тому времени, как Брахмананда доехал до Второй авеню, он понял, что его обманули. Он был сокрушен. Он рассказал о произошедшем преданным, но всё, что те могли сказать ему, это: «Ну и зачем ты это сделал?». Брахмананда позвонил Свамиджи в Сан-Франциско. Теперь, когда он понял, что за тип этот мистер Пэйн, он чувствовал себя последним дураком. Он сообщил Свамиджи, что отдал $5,000.

— Ты все отдал? — спросил Свамиджи.

— Да, — ответил Брахмананда и услышал, как Свамиджи повесил трубку.

Он хотел все объяснить, но Свамиджи просто повесил трубку. Брахмананда тоже положил трубку. Он готов был провалиться сквозь землю.

На следующий день попечители собрались в гостиной в квартире Свамиджи на экстренное совещание. Ребята сели в круг и попытались сообразить, что делать дальше. Гаргамуни позвонил Свамиджи, и тот посоветовал им приостановить платеж по чеку.

— Свамиджи хитрый, как лиса, — улыбнулся Раярама.

Гаргамуни позвонил в банк. Но было поздно: деньги были уже выплачены. Они посоветовались со старым другом, мистером Голдсмитом, но, по его мнению, шансы выиграть суд были ничтожно малы. Пэйн и Холл не обязывались никому ничего платить, и если преданные к концу месяца не смогут отдать $20,000, то потеряют свой первоначальный взнос. Преданные могут подать на них в суд за мошенничество, но судебные издержки тоже влетят в копеечку.

Затем Брахмананда, Сатсварупа, Киртанананда, Раярама, Гаргамуни и другие преданные начали просматривать одно за другим письма, которые все это время посылал им духовный учитель. Они доказывали друг другу, что Свамиджи просил их не поддаваться на обман. Они начали понимать: самая большая их ошибка была в том, что они его не послушались. Он советовал не верить обещаниям этих мошенников. Он говорил, что чек нужно выписывать только на владельца, но никак не на финансиста.

Через несколько дней они получили от духовного учителя письмо с дальнейшими указаниями. В письме он поучал и ругал их, но даже брань его была лучше, чем молча брошенная трубка телефона. «Вы не последовали моим наставлениям и потому попали в беду», — писал он ребятам.

Раяраме он написал:

Сатсварупе он написал:

В отличие от ребят и мистера Голдсмита, Свамиджи считал, что основания подать на бизнесменов в суд есть, и серьезные.

— Преступники, — сказал он, — должны ответить перед судом; их участие в тайном сговоре и мошенничестве очевидно и доказуемо.

Парни уже наломали столько дров, что Свамиджи засомневался в их способности справиться с обманщиками. Но он велел им все-таки попытаться: «Либо заберем дом, либо вернем деньги. Что тут разбираться — обман налицо. Поступайте, как сочтете нужным».

Свамиджи изложил историю этого дела в письме мистеру Голдсмиту, адвокату. Кроме того, он написал финансисту, владельцу здания и мистеру Пэйну, угрожая, что предаст огласке все их махинации, в том числе и те, которые заметил только он один: оказывается, юристы тоже участвовали в сговоре. Брахмананда с трудом понимал, что происходит, но видно было, что Свамиджи не собирается бросать все на произвол судьбы. Было ясно, что ребята сглупили, но не менее ясно было и то, что бизнесмены оказались мошенниками. И Свамиджи обещал доказать это в суде.

Отчитывая непутевых учеников и яростно нападая на мошенников, для своих глупых мальчишек Свамиджи по-прежнему оставался последним прибежищем. В письме, адресованном шести попечителям нью-йоркского филиала его Общества, он пролил трансцендентный свет на их темные головы.

Никогда раньше ребята в Нью-Йорке не желали так сильно, чтобы Свамиджи вернулся. Хотя почти все их разговоры по-прежнему вращались вокруг покупки здания, киртаны и лекции продолжались, и за последнее время к преданным присоединились еще двое юношей. Джадурани закончила несколько новых картин с Господом Вишну (которые теперь украшали храм) и с нетерпением ждала, когда Свамиджи вернется и оценит их. Преданные сделали для Свамиджи новую асану. Они понимали, что поступили глупо, но умоляли его вернуться. Он согласился и назначил дату своего возвращения в Нью-Йорк на 9 апреля. Но в то же-время в Сан-Франциско у него оставалось еще много дел.

Однажды Свамиджи позвал к себе Малати, и та, войдя в его комнату, увидела на столе вещицу из Индии, которую она несколько дней назад раздобыла в одном из магазинов. Вероятно, Шьямасундара принес ее сюда показать Свамиджи.

— Что это, Свамиджи?

Предмет представлял собой деревянную фигурку сантиметров десяти высотой, с плоской головой, черным улыбающимся лицом и большими круглыми глазами. У фигурки были вытянутые руки и гладкий желто-зеленый торс. Ног видно не было. Свамиджи сложил ладони и склонил голову, выражая маленькой фигурке свое почтение.

— Ты принесла Господа Джаганнатху, Господа Вселенной, — сказал он, радостно улыбаясь. — Это Сам Кришна. Большое тебе спасибо.

Лицо Свамиджи сияло от радости, а Малати и другие не верили своим глазам: на их долю выпала редкая удача — доставить Свамиджи такое удовольствие. Свамиджи объяснил, что это Господь Джаганнатха, одна из форм Кришны, Божество, которому тысячелетиями поклоняется вся Индия. Он сказал, что Джаганнатхе никогда не поклоняются одному. Рядом с Ним всегда должны быть два других Божества: Его брат Баларама и сестра Субхадра.

Малати взволнованно призналась, что в «Кост-Плас», магазине импортных товаров, где она нашла маленького Джаганнатху, были также другие похожие на Него фигурки; тогда Свамиджи велел ей вернуться туда и купить их. Потом он поинтересовался, может ли кто-нибудь из преданных резать по дереву. Шьямасундара сказал, что это его профессия, и Свамиджи попросил его вырезать копии Джаганнатхи, Баларамы и Субхадры около метра высотой. После этого Малати и Шьямасундара поспешили в магазин и принесли две недостающие фигурки.

Чернолицего улыбающегося Джаганнатху Бхактиведанта Свами поставил справа. В центре он поместил самую маленькую фигурку, Субхадру, у которой был красный улыбающийся рот и прямоугольное черно-желтое туловище. У третьей фигурки, Баларамы, с белой круглой головой, с глазами, подведенными красной краской, и ярко-красными губами, расплывшимися в счастливой улыбке, были такие же протянутые вперед руки, как у Джаганнатхи, и сине-желтое туловище. Свамиджи поместил его слева от Субхадры. Глядя на эти фигурки, стоящие у него на столе, он начал рассказывать их историю.

Более двух тысяч лет назад, рассказал Бхактиведанта Свами, на свете жил царь по имени Индрадьюмна, который был преданным Господа Кришны. Махараджа Индрадьюмна хотел, чтобы у него было мурти Господа, изображающее Его таким, каким Он был, когда вместе со Своим братом и сестрой ехал во время солнечного затмения на колесницах к священному полю Курукшетра. Царь попросил Вишвакарму, знаменитого художника с райских планет, изваять эти скульптуры. Тот согласился, но только с тем условием, что никто не будет прерывать его работу. Шли дни. Царь томился в ожидании, а Вишвакарма работал при закрытых дверях. Однажды царь почувствовал, что больше не может ждать, и ворвался в мастерскую, чтобы взглянуть, как идут дела. Верный своему слову, Вишвакарма исчез, оставив мурти всех трех Божеств незаконченными. Но, несмотря на это, царь был так доволен чудесными изваяниями Кришны, Баларамы и Субхадры, что решил поклоняться Им в том виде, в каком Они были. Он установил Их в храме, и с тех пор Им поклоняются с необыкновенной пышностью.

Начиная с этого времени, продолжал Бхактиведанта Свами, Господу Джаганнатхе поклоняются повсюду в Индии, особенно в штате Орисса, в городе Пури, где находится первый храм Господа Джаганнатхи. Каждый год во время грандиозного праздника Ратха-ятра миллионы паломников со всех концов Индии стекаются в Пури, чтобы поклониться Господу Джаганнатхе, Балараме и Субхадре и посмотреть на процессию, во время которой Божества едут по городу на трех огромных колесницах. Господь Чайтанья последние восемнадцать лет Своей жизни провел в Джаганнатха-Пури, и каждый год во время Ратха-ятры Он пел и танцевал в экстазе перед Господом Джаганнатхой.

Считая появление Господа Джаганнатхи в Сан-Франциско выражением воли Кришны, Свамиджи сказал, что преданные должны отнестись к этому ответственно: Господь Джаганнатха Сам пришел к ним, поэтому они должны оказать Господу подобающий прием и поклоняться Ему надлежащим образом. Если Шьямасундара сумеет вырезать фигуры, то Свамиджи установит их в храме и преданные смогут поклоняться Божествам. Тогда Сан-Франциско можно будет переименовать в Нью-Джаганнатха-Пури.

— Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме, — пропел Свамиджи. — Это мантра, обращенная к Господу Джаганнатхе. Джаганнатха значит "Господь Вселенной". "О Господь Вселенной, будь милостив, предстань перед моим взором". То, что Он соизволил прийти сюда, несомненно, хороший знак.

Шьямасундара раздобыл три больших бруска бука, а Свамиджи сделал эскиз и указал на ряд деталей. Пользуясь маленькими фигурками как образцом, Шьямасундара рассчитал пропорции и размеры будущих Божеств и начал вырезать Их на балконе своей квартиры. А тем временем другие преданные скупили всех оставшихся в «Кост-Плас» маленьких Джаганнатх и завели моду носить Джаганнатху на цепочке вокруг шеи. Поскольку Господь Джаганнатха очень великодушен и милостив к падшим, объяснил Свамиджи, преданные вскоре смогут поклоняться Ему в своем храме. Поклонение Божествам Радхи и Кришны требует очень высокого стандарта, и сан-францисские преданные еще не готовы к этому. Но Господь Джаганнатха столь милостив, что поклоняться Ему совсем нетрудно (для этого достаточно повторять мантру Харе Кришна), и делать это могут даже неофиты.

День установления Божеств Бхактиведанта Свами назначил на 26 марта, годовщину явления Господа Чайтаньи. Преданные должны приготовить большой пир и начать поклоняться Господу Джаганнатхе. Свамиджи велел преданным соорудить алтарь и рассказал, как это сделать.

Шьямасундара, желая поскорее закончить работу, занозил руку, и в рану попала инфекция. В итоге у него началось заражение крови, и он попал в больницу. Свамиджи сказал, что таким образом Господь Джаганнатха забрал у Шьямасундары последствия его прошлых грехов.

Утром, войдя в храм, Свамиджи увидел, какую работу проделали преданные. У задней стены, где раньше была его вьяса-асана, стоял новый алтарь. Асану сдвинули к правой стене, и теперь Свамиджи мог любоваться алтарем, не вставая с места. Сам алтарь представлял собой простую доску из красного дерева, закрепленную на высоте примерно двух метров между двумя толстыми деревянными колоннами. Над тем местом, где предполагалось поставить Божества, висел балдахин. Под алтарем поместили картину Харидаса с изображением Господа Чайтаньи и Его преданных, танцующих в киртане, а фоном для нее служил занавес из полосатой индийской ткани. Под картиной, примерно в метре от пола, была полка для предметов, используемых при поклонении. На полке стояли подсвечники.

Свамиджи занял свое место. Он, как обычно, провел киртан, а затем вместе с преданными повторил круг джапы. Затем он велел Хаягриве читать вслух биографический очерк о Господе Чайтанье из первого тома «Шримад-Бхагаватам». Несмотря на то, что Хаягрива читал громко и с выражением, многие преданные клевали носом. Свамиджи слушал очень внимательно и хотел, чтобы и другие тоже слушали о Господе Чайтанье, но, увидев, что многие засыпают, прервал чтение и провел еще один киртан. Затем еще минут пятнадцать он повторял с ними джапу.

— Ну, ладно, — сказал он. — Почитаем еще. Кто будет читать?

Вверх взметнулась рука Лилавати.

— Хорошо.

Он попросил ее пересесть ближе к асане. Кто-то подставил ей микрофон. Тембр голоса Лилавати контрастировал с низкими интонациями Хаягривы, но это был еще один образец красивого академического чтения. Свамиджи был доволен ее четким произношением санскритских слов и выражений и несколько раз похвалил ее: «О, очень хорошо». Взволнованная, Лилавати продолжала громко читать, исполненная решимости не дать никому заснуть.

Вечером в храм набилось столько преданных и хиппи, что яблоку было негде упасть. Когда Свамиджи спустился в храмовую комнату, там царило приподнятое, праздничное настроение. Все взоры были устремлены на только что законченные Божества, которые стояли на алтаре — полке из красного дерева под желтым балдахином. Лица и фигуры Джаганнатхи, Субхадры и Баларамы освещали огни прожекторов. На Божествах не было ни одежды, ни украшений, но они были раскрашены в яркие цвета — черный, красный, белый, зеленый, желтый и синий. Они улыбались. Свамиджи тоже смотрел на них, подняв глаза к высокому алтарю.

На лекции он рассказывал о четырех общественных и четырех духовных укладах жизни, описанных в ведической литературе. У каждого человека, говорил он, есть свои обязанности, определяемые личными качествами этого человека и его деятельностью.

— Но высшая цель исполнения этих обязанностей, — пояснил он, — порадовать Верховного Господа. Даже если человек беден или имеет низкое происхождение — это не так важно. Материальные качества не имеют ничего общего с духовной эволюцией. "Духовная эволюция" означает, что свой талант, способности и деятельность вы должны направить на удовлетворение Верховного Господа.

Свамиджи привел пример Шридхары, бедного преданного Господа Чайтаньи, который зарабатывал (в пересчете на американские деньги) меньше пяти центов в день, но половину своего заработка жертвовал на поклонение Ганге. Но и богатый человек должен отдавать на служение Господу половину своего имущества. Свамиджи привел в пример Рупу Госвами, который половину своего состояния пожертвовал на сознание Кришны, четверть отдал родным, а еще четверть оставил на непредвиденные расходы. Неожиданно Свамиджи вспомнил о деньгах, которые потеряли его ученики в Нью-Йорке:
— И 25% себе, на случай, если произойдет что-то непредвиденное... Ведь когда деньги уходят у меня из рук, я становлюсь беспомощен. Недавно мы потеряли $6,000 — не здесь, в Нью-Йорке. Как только вы отдаете кому-то чек, деньги исчезают. Исчезают...

Свамиджи жестом изобразил, как, подобно птице, улетают из рук деньги. Вспомнив о неприятном, запутанном деле с мистером Пэйном и своих глупых учениках, потерявших с трудом нажитые деньги, Свамиджи ненадолго замолк, но затем продолжил лекцию.

— Нет ничего сложного в том, чтобы относиться к Бхагавану, Верховной Личности, с вниманием, — сказал он. — Вот Кришна. Таков Его облик. Таков Его цвет. Вот Его шлем. Вот Его советы, Его наставления. Вот Его речи. Все, что связано с Кришной. Все, что связано с Кришной. Нет ничего трудного.

Но если вы захотите сосредоточиться на чем-то безличном или на Сверхдуше, пребывающей в сердце, как это делают йоги, вам будет очень тяжело. Это очень тяжело. Вы не сможете сосредоточиться на безличном. В «Бхагавад-гите» сказано: клеш́о ’дхикатарас теша̄м авйакта̄сакта-четаса̄м — «Очень труден путь тех, кто привязан к безличному аспекту Абсолютной Истины». Это не так легко и приятно, как петь, танцевать и пировать. Это очень трудно. И даже если вы будете предаваться рассуждениям о безличном, то все равно, проведя многие и многие жизни в тяжелой борьбе, в конечном итоге придете к Кришне.

Цитируя «Бхагавад-гиту», «Брахма-самхиту» и другие священные писания, Свамиджи продолжал доказывать, что Кришна — Верховная Личность Бога. Первый шаг в духовной жизни, объяснил он, — слушать Самого Кришну. Но человек не станет лучше, если сначала слушает лекцию, а потом, выйдя за порог храма, обо всем забывает. «Все, что вы услышали, передавайте другим», — попросил он и рассказал, как в журнале «Бэк ту Годхед» его ученики пишут то, что услышали от духовного учителя. А чтобы говорить или писать об услышанном, необходимо глубоко размышлять...

— Услышав что-то о Кришне, вы должны подумать. А затем говорить. Иначе это не подействует. Итак, ш́ротавйах̣ кӣртитавйаш́ ча дхйейах̣ пӯджйаш́ ча нитйада̄ . Кроме того, вы должны поклоняться. Для этого вам необходимы Божества. Мы должны думать о Кришне, говорить, слушать о Нем, мы должны поклоняться Ему (пуджйаш ча). Должны ли мы делать это от случая к случаю? Нет. Нитйада — регулярно. Регулярно. Таков наш путь. Любой, кто следует по этому пути, может постичь Абсолютную Истину. Об этом ясно сказано в «Шримад-Бхагаватам». Большое спасибо. Есть ли вопросы?

Один юноша поднял руку и, волнуясь, заговорил: Вы говорили о том, что мы должны повиноваться высшему закону и быть такими, как диктует ваш дух. Или что вы, ваш верховный... Что он говорит вам? Я имею в виду... что он говорит вам? То есть, если вы много медитируете, вы чувствуете, что вы должны сделать... что-то...

Свамиджи: Это не «что-то». Это должно быть осязаемым.

Юноша: Да, я имею в виду, что...

Свамиджи: Я говорю вовсе не про «что-то». Об этом и речи быть не может.

Юноша: Да-да...

Свамиджи: "Что-то" — это расплывчато. Вы должны сказать, что представляет собой это «что-то».

Юноша: Ну, скажем... э-э...

Свамиджи: Вы не можете этого объяснить. Значит, не понимаете. Поэтому нам нужно учиться. Таков наш путь. Я говорю о нашем пути. Если вы хотите познать Абсолютную Истину, первое условие для этого — вера. Затем нужно глубоко размышлять. Затем — посвятить себя духовной практике и слушать о Боге из авторитетных источников. Таковы некоторые из методов духовного совершенствования. И когда вы обретете высшее знание, перейдя от постижения Брахмана к постижению Параматмы, а затем — Верховной Абсолютной Личности Бога, вашей обязанностью станет служение Богу, Верховной Личности, ради Его удовольствия. Так вы достигнете совершенства жизни. Таковы некоторые из путей духовного совершенствования. А вывод таков, что долг каждого, независимо от того, кем он является, — служить Верховному Господу ради Его удовольствия.

Что же для этого нужно? Мы должны слушать о Нем, говорить о Нем, думать о Нем, поклоняться Ему — и все это делать регулярно. Это поможет. Но если вы не поклоняетесь, не размышляете, не слушаете, не говорите, а просто думаете о чем-то, чем-то, чем-то... то это что-то-не-пойми-что — не Бог.

Юноша: Я имел в виду, м-м, понимаете, я еще совсем молод. Я не знаю, что я имею в виду. Я не знаю, что...

Свамиджи: «Не знаю...». Об этом я и говорю. Вы должны познавать, следуя принципам преданного служения. Никто из нас ничего не знает. Поэтому мы и должны узнавать. Таков наш путь.

Девушка: Мы еще молоды и не понимаем высшего закона, нам это все в новинку. Как же мы можем говорить об этом?

Свамиджи: Потому-то вы и должны слушать! Все начинается со шротавйах: надо слушать. Если вы не слушаете, то как сможете говорить? Поэтому мы даем вам возможность слушать. Слушайте, и тогда сможете говорить. Еще вы можете размышлять. Мы дали вам все возможности: слушать, обсуждать, размышлять, поклоняться. Это то, ради чего существует наше Общество. Если вы не слушаете, то как сможете говорить? Первая задача — ш́ротавйах̣. Затем  кӣртитавйаш́ ча дхйейах̣ пӯджйаш́ ча нитйада̄ . Таковы наши методы. Вы должны слушать. Услышав — повторяйте, прославляйте Господа. Кроме того, вы должны думать. Еще поклоняться. Таковы наши методы.

Упендра: Свамиджи... Итак, мы должны слушать. Это я понял. Но должны ли мы говорить... или сначала нужно долгое время слушать и только потом говорить?

Свамиджи: Нет. Зачем — долгое время? Допустим, услышали две строчки — вот и повторяйте эти две строчки. И помимо всего прочего вы слушаете «Харе Кришна». Так что можете повторять «Харе Кришна». В чем проблема? ш́ротавйах̣ кӣртитавйаш́ ча. Вы должны слушать и повторять. Если вы не можете запомнить все, о чем мы говорим на лекциях по «Бхагавад-гите» или «Шримад-Бхагаватам», то запомните по крайней мере «Харе Кришна». Это нетрудно. Это самый легкий метод. Слушайте «Харе Кришна» и повторяйте «Харе Кришна». Остальное приложится.

Это может каждый. Даже ребенок может повторять «Харе Кришна». Что тут сложного? Слушайте «Харе Кришна» и повторяйте «Харе Кришна». Мы не ставим перед вами каких-то чрезмерно трудных задач. Все придет само собой. Мы даем вам все. Но если поначалу вам трудно, можете просто повторять «Харе Кришна». Это очень хорошо. Собственно, вы уже это делаете. Слушание и повторение — это вам поможет. Это основа прогресса в духовной жизни. Не слушая, мы будем попросту что-то выдумывать, теряя время и сбивая людей с толку. Слушать нужно из авторитетных источников.

Бхактиведанта Свами остановился. Эта серьезная философская беседа длилась уже сорок пять минут. Он не устал и вполне мог бы продолжать, но сейчас ему все-таки хотелось провести церемонию установления Божеств. Теперь в этом храме было все необходимое для духовной жизни: преданные, книги, Божества и прасад. Свамиджи хотел, чтобы собравшиеся здесь молодые люди воспользовались этим. Чего ради они должны вести животное существование и считать духовную жизнь блужданием впотьмах в поисках «того, не знаю чего»? Им нужно воспользоваться милостью Кришны, стать счастливыми и добиться успеха. И ради этого Свамиджи готов был без устали день и ночь служить им.

Свамиджи: Хаягрива! Поди сюда.

Свамиджи велел преданным принести большую свечу на подносе. Обряд, который он собирался провести, был очень прост: преданные и гости должны были один за другим подходить к алтарю и круговыми движениями предлагать огонь Божествам.

— Зажги свечу, — сказал Свамиджи, — а затем во время киртана каждый должен подойти к Божествам и... — Свамиджи сделал круговое движение руками. — Понятно?

Хаягрива: Да-да.

Свамиджи: Во время киртана. Когда один преданный устанет, он должен передать свечу другому. Когда тот устанет, он передаст ее следующему, и так все время, пока идет киртан. Начинай прямо сейчас, вместе с киртаном. Понятно? Да... Начинай, а когда устанешь, передай свечу другому.

Свамиджи со своего места руководил действиями Хаягривы, направлявшегося к Божествам с зажженной свечой. От напряженного ожидания некоторые девушки нервно захихикали.

— Встань перед Божествами, — сказал Свамиджи. — Вот так. А теперь начнем киртан.

Свамиджи заиграл на караталах и запел мантру Харе Кришна на уже ставшую популярной мелодию, которую он привез из Индии.

— Прямо перед Божествами, — обратился он к Хаягриве, жестом показывая ему, чтобы он подошел ближе к Божествам.

Один за другим преданные и гости поднимались на ноги и начинали танцевать, подняв руки и раскачиваясь в такт музыке перед сияющими Божествами. Все пели мантру. Под балдахином замигали цветные огни — синие, красные и желтые, высвечивая огромные круглые глаза Господа Джаганнатхи, Субхадры и Баларамы. Му-кунда, который придумал это освещение, улыбнулся и взглянул на Свамиджи, ожидая его одобрения. Свамиджи кивнул и продолжал громко и энергично петь мантру Харе Кришна.

Молодые хиппи вдохновенно пели и танцевали, зная, что киртан обычно длится около часа. Некоторые из них помнили при этом слова Свамиджи о необходимости сосредоточить ум на личностной форме Верховного Господа. Они поняли его, когда, взглянув на Божества, он сказал: «Вот Он — Кришна». Другие мало что понимали, но думали о том, как все-таки здорово петь мантру Харе Кришна и смотреть на смеющиеся большеглазые Божества, которые стоят на алтаре среди цветов и курящихся благовоний.

Бхактиведанта Свами с удовольствием наблюдал, как один за другим гости и преданные предлагали огонь Господу Джаганнатхе. Это была очень простая церемония установления Божеств. В больших храмах Индии церемония установления Божеств представляет собой сложную, тщательно разработанную процедуру, она длится несколько дней, в течение которых высокооплачиваемые жрецы проводят всевозможные ведические ритуалы и жертвоприношения. Но в Сан-Франциско не было ни брахманов-жрецов, ни возможности соблюсти многие другие формальности.

Индийские кастовые брахманы сочли бы того, кто доверил Господа Джаганнатху млеччхам и позволил им поклоняться Ему, святотатцем. Никому из присутствующих здесь, кроме самого Свамиджи, не разрешили бы даже войти в храм Джаганнатхи в Пури. Белые люди, жители стран Запада, могут увидеть Господа Джаганнатху только три раза в году: во время праздников Снана-ятра и Ратха-ятра, а также после Ратха-ятры, когда Господь Джа-ганнатха возвращается на колеснице в Свой храм. Однако все эти ограничения были всего лишь социальными условностями и не имели ничего общего с предписаниями шастр. Шрила Бхактисиддханта Сарасвати позволял каждому, независимо от касты, расы или национальности, поклоняться Божествам и получать духовное посвящение. А Бхактивинода Тхакур, отец Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати, мечтал о том дне, когда люди Запада вместе со своими индийскими братьями будут петь мантру Харе Кришна.

Бхактиведанта Свами приехал на Запад, чтобы исполнить волю своего духовного учителя и осуществить предсказание Бхактивиноды Тхакура, превратив жителей Запада в вайшнавов. А для того, чтобы они стали настоящими преданными, им нужно дать возможность поклоняться Божествам. Без этого им будет гораздо труднее очиститься. Бхактиведанта Свами непоколебимо верил в указание своего духовного учителя и слова священных писаний. Он знал, что Господь Джаганнатха особенно милостив к падшим, и молился о том, чтобы Господь Вселенной не был оскорблен приемом, который Ему оказали в Нью-Джаганнатха-Пури.

Когда киртан закончился, он попросил Харидаса принести ему свечу. Свамиджи провел руками над огнем и коснулся лба.

— Покажи каждому, — сказал он. — Всем. Пусть пожертвуют, кто сколько сможет. Возьми свечу и покажи каждому.

Он отдал свечу Харидасу, чтобы тот поднес ее всем собравшимся и каждый мог коснуться руками огня, как он показал, а затем дотронуться до лба. Пока Харидас шел с огнем от человека к человеку, некоторые преданные стали кидать на поднос мелочь. Их примеру последовали другие.

После этого Свамиджи заговорил:
«Бхагаватам» рекомендует слушать и повторять святые имена, думать о Господе и поклоняться Ему. Церемония, которую мы проводим сегодня, приветствуя приход Джаганнатхи Свами, означает, что отныне это место является настоящим храмом. Так следует поклоняться Божествам. Это называется арати. Каждый день в конце киртана будет проводиться такое арати. Поклонение Божествам заключается в том, что мы берем от огня немного тепла и жертвуем немного денег, столько, сколько нам позволяют средства. Это совсем не трудно, и если вы станете делать это, то увидите, как углубится ваше понимание Абсолютной Истины.

И еще одна просьба, с которой я хочу обратиться ко всем преданным: когда вы приходите в храм, приносите с собой какой-нибудь цветок и фрукт. Если вы можете принести больше фруктов или цветов — очень хорошо. А если нет, принесите в храм один фрукт и один цветок, это по силам каждому. И предлагайте их Божествам. Итак, я прошу вас: приходя в храм, всегда приносите что-нибудь с собой. Это не значит, что вы должны принести очень дорогой фрукт. Нет, любой. Все, что вы можете себе позволить. Один плод и один цветок.

Он сделал паузу и оглядел присутствующих.

— А сейчас раздайте прасад.

Гости расселись рядами на полу, и преданные стали разносить прасад, предложив первую тарелку Свамиджи. Здесь были блюда, готовить которые их научил сам Свамиджи: самосы, халава, пури, рис, несколько блюд из овощей, фруктовое чатни, сладости — все, что обычно подают во время воскресного пира. Гостям понравился прасад, и они ели столько, сколько могли. Пока преданные, в основном женщины, разносили добавку, гости отдыхали, наслаждаясь угощением и непринужденной беседой. Отведав все блюда, Свамиджи удивленно поднял брови:
— Отлично приготовлено. Да здравствуют повара!

Через несколько минут, когда пир еще вовсю шел, Свамиджи сказал в микрофон:
— Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме. Говард, повтори.

Хаягрива сглотнул, прокашлялся и громко повторил:
— Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме.

Свамиджи:
— Да, эту мантру нужно петь. Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме.

Какой-то парень спросил, что она означает. Хаягрива ответил:
— Э-э... «"Господь Вселенной, пожалуйста, предстань передо мной".

Вдруг Свамиджи заволновался, заметив, как какой-то пожилой, прилично одетый мужчина уходит, не получив тарелки с праздничным прасадом:
— О, почему он уходит? Попросите его вернуться.

Какой-то юноша побежал за ним, открыл входную дверь и позвал:
— Пожалуйста, не уходите. Свамиджи просит...

Мужчина вернулся, и Свамиджи попросил:
— Пожалуйста, пожалуйста, примите прасад, — и, повернувшись к раздающим, скомандовал: — Положите сначала ему.

Так, рассевшись перед алтарем Господа Джаганнатхи, под покровительством Его слуги, Бхактиведанты Свами, преданные и гости продолжали пировать.

Свамиджи был недоволен:
— Божества никогда не должны покидать храм. Божества не выходят на всеобщее обозрение. Это происходит только в особые дни. Недопустимо выставлять Их в парке и позволять птицам на Них испражняться. Если хотите увидеть Божества, то сами должны приходить к Ним.

Откликнувшись на просьбу Свамиджи, преданные и гости стали приносить на алтарь Господа Джаганнатхи цветы и фрукты. Хиппи приходили и приносили, что могли: пшеничный колосок, полкаравая хлеба, коробку соленых кукурузных хлопьев, кусок сливочной помадки, свечи, цветы и фрукты. Прослышав, что, прежде чем пользоваться чем-то самим, нужно сначала предложить это Богу, некоторые хиппи, перед тем как надеть новую одежду, стали приносить ее в храм и с молитвой предлагать Господу Джаганнатхе. Эти хиппи, хотя и мало что знали об указаниях Господа Джаганнатхи, хотели получить Его благословения.

Каждый вечер преданные проводили арати, как научил их Свамиджи, по очереди предлагая огонь Господу Джаганнатхе. Когда преданные спросили, могут ли они добавить к этой церемонии что-нибудь еще, Свамиджи ответил, что можно предлагать также благовония. Он сказал, что в поклонении Божеству есть очень много различных деталей. Чтобы делать все как положено, преданным пришлось бы заниматься этим круглые сутки. Но если бы он рассказал им обо всем сразу, им стало бы дурно.

Ученики понимали, какая пропасть отделяет их от Свамиджи. Он никогда не был хиппи. Наркотические иллюзии Хайт-Эшбери, психоделические плакаты, рок-музыканты, жаргон хиппи и слоняющиеся по улицам бродяги — все это было чуждо Свамиджи. Они знали, что он другой, но порой забывали об этом. Каждый день он проводил с ними так много времени — ел и шутил с ними, полагался на них. Однако были моменты, когда они вдруг вспоминали, кто находится рядом. Когда они вместе стояли в храме перед Господом Джаганнатхой и пели мантру, он, в отличие от них, думал о киртанах, которые устраивал Господь Чайтанья во время Ратха-ятры в Пури. Когда Господь Чайтанья приходил в храм Джаганнатхи, Он видел Самого Кришну, и Его любовь к Кришне была так велика, что, охваченный ею, Он лишался рассудка. Так, как думал об этом Свамиджи, не мог думать никто из его учеников — и все же он оставался с ними, был их лучшим другом и духовным наставником. Он служил им и учил их молиться Господу, как молился сам, чтобы они тоже могли служить Кришне: «О Господь Вселенной, будь милостив, предстань перед моим взором».

У Говинды даси был один вопрос к Свамиджи. Однажды он упомянул, что Господь Чайтанья плакал от разлуки с Кришной и как-то раз даже бросился в реку с криком: «Где же Кришна?». Она сомневалась, уместным ли будет ее вопрос, но ждала подходящего случая, чтобы его задать.

Однажды вечером, после лекции, когда Свамиджи попросил задавать вопросы, вопросов ни у кого не оказалось. Говинда даси подумала: «Это мой шанс», но все равно колебалась. Во-первых, сам вопрос был не по теме, а во-вторых, она не любила спрашивать на публике.

— Нет вопросов? — Свамиджи оглядел аудиторию.

Говинде даси показалось, что он разочарован. Свамиджи постоянно просил их задавать вопросы, чтобы не оставалось никаких сомнений.

Он спросил снова: Есть ли вопросы?

Говинда даси: Э-э, не могли бы вы рассказать, как Господь Чайтанья спрашивал...

Свамиджи: М-м?

Говинда даси: ... спрашивал о Кришне?

Свамиджи: М-м?

Говинда даси: Не могли бы вы рассказать, как Господь Чайтанья спрашивал о Кришне и как Он бросился в воду? Или это не...

Свамиджи (с улыбкой): Да, да. Очень хорошо. Ты задала очень хороший вопрос. О, я очень рад.

— Господь Чайтанья, — начал Свамиджи, — есть совершенное олицетворение кришна-бхакти, совершенный преданный Кришны. Посмотрите, как Он жил. Он никогда не говорил: «Я видел Кришну». Никогда такого не говорил. Он сходил с ума по Кришне. Именно так, согласно философии Чайтаньи, следует служить Кришне. Это называется вираха. Вираха значит «разлука». Разлука: «Кришна, Ты такой удивительный, такой милостивый, такой хороший. А я — последний негодяй, последний грешник и поэтому даже не могу увидеть Тебя. Я недостоин Тебя увидеть». Если человек испытывает такую разлуку с Богом — «Кришна, я хочу видеть Тебя, но я так низко пал, что не способен на это» — это чувство углубит его сознание Кришны. Чувство разлуки. Не так: «Кришна, я Тебя увидел. Все. Замечательно. Я Тебя понял. Больше мне ничего не нужно. Дело сделано». Нет! Постоянно. Думайте так: «Я недостоин Его увидеть». Это углубит ваше сознание Кришны.

Чайтанья Махапрабху являл это чувство разлуки. Это та же разлука, которую испытывает Радхарани. Когда Кришна уехал из Вриндавана, когда вернулся к отцу, Радхарани охватили такие же эмоции — она постоянно сходила с ума по Кришне. А Кришна Чайтанья, Чайтанья Махапрабху, испытывал то же чувство разлуки, что и Радхарани. Такова наилучшая форма поклонения Кришне и лучший способ обретения сознания Кришны. Итак, вы знаете, что Господь Чайтанья бросился в море: «Кришна, Ты здесь? Кришна, Ты здесь?».

Госвами, которые были преемниками, непосредственными учениками Господа Чайтаньи, — Рупа Госвами, Санатана Госвами, — продолжая эту традицию, тоже поклонялись Кришне в настроении разлуки. Об этом есть один замечательный стих...

Свамиджи пропел:

Так же и эти Госвами. Достигнув высот в преданном служении — что они делали? Каждый день они ходили по Вриндавана-дхаме, взывая, словно безумные: «Кришна, где Ты?». Вот вам пример.

Очень хороший вопрос.

Свамиджи сделал паузу и, произнеся задумчивое «м-м-м», замолчал. Молодежь тоже молчала, глядя на него. Он сидел, скрестив ноги, на возвышении из красного дерева, на черной бархатной подушке. Его руки были сложены, а глаза прикрыты. В этот момент его вдруг охватили глубокие экстатические эмоции. Хотя преданные, сидящие в храме, не понимали толком, что происходит, они видели, что Свамиджи погрузился в какое-то особое внутреннее состояние. Они почувствовали, как атмосфера наполнилась благоговейным спокойствием и преданностью, и не сводили с него глаз.

Прошло полторы минуты. Бхактиведанта Свами произнес еще одно задумчивое «м-м-м» и открыл глаза — они были полны слез. Он протянул руку и взял караталы, и те звякнули в его руках. Но затем он опять замер. Его внешнее сознание вновь отключилось.

Прошла еще одна минута в молчании. Стояла мертвая тишина, и время, казалось, текло очень медленно и напряженно. Еще минута. Спустя почти четыре минуты Свамиджи прокашлялся и, ударив в караталы, начал медленно отбивать ритм. Один преданный монотонно «загудел» на фисгармонии. Постепенно наращивая темп, Свамиджи запел: говинда джайа джайа гопала джайа джайа / радха-рамана хари говинда джайа джайа. Минут через десять киртан закончился и Свамиджи вышел из комнаты.

Преданные вставали с мест и расходились. Они приступали к повседневным делам — кто-то вслед за Свамиджи выходил из храма и шел на кухню, кто-то остался побеседовать с друзьями... Все они теперь знали, что их духовный учитель остро ощущает разлуку с Кришной. Они не сомневались, что он погрузился в глубокий экстаз, поскольку, находясь рядом с ним в этом долгом, необычном молчании, они ощутили отблеск его любви к Кришне.

Ученики предложили Свамиджи провести киртан на пляже. Из-за этого во вторник вечером в храме не было ни киртана, ни лекции. Свамиджи сел в машину одного из преданных, на заднее сиденье. Около десятка инициированных учеников и пара собак заняли места в других автомобилях, и все вместе они отправились на побережье. Когда машины прибыли на место, несколько преданных побежали по берегу, чтобы набрать плавника и развести костер в тени песчаной дюны.

С океана дул прохладный вечерний ветер. На Свамиджи было длинное клетчатое пальто поверх хлопчатобумажной фуфайки с капюшоном. Во время киртана он хлопал в ладоши и танцевал, в то время как другие, взявшись за руки, водили вокруг него хоровод. На закате преданные повернулись лицом к океану и, подняв руки, что было сил запели: «Хари-и-и-и-и бол!». Но шумные волны, набегающие на берег, и сильный ветер почти заглушили их киртан.

Собравшись вокруг костра, преданные стали закапывать в горячие угли обернутые в фольгу клубни картофеля и яблоки с начинкой из коричневого сахара и изюма. Идея провести вечер у океана принадлежала преданным, но Свамиджи с огромным удовольствием поучаствовал в этом веселом киртане по-калифорнийски.

Харидас и Хаягрива сочинили песню о мудреце Нараде Муни и спели ее Свамиджи.

Свамиджи смеялся. Ему нравилось все, что содержало в себе мантру Харе Кришна. И он попросил их сочинить побольше таких песен для соотечественников.

Гуляя вдоль берега, они набрели на старую, полуразрушенную ветряную мельницу.

— Мукунда, — сказал Свамиджи, — вы должны обратиться к властям и сказать, что мы восстановим эту мельницу, если нам позволят построить на этом месте храм.

Сначала Мукунда подумал, что Свамиджи шутит, но потом заметил, что он совершенно серьезен. Мукунда пообещал спросить.

На прогулке Свамиджи, в своем не по размеру большом пальто, застегнутом на все пуговицы, был центром внимания любящих учеников. Вдоволь нагулявшись, Свамиджи вместе со всеми сел на большое бревно, чтобы отведать печеной картошки с маслом. Закончив, он бросил остатки собакам.

Небо темнело, высоко над океаном загорались звезды. Преданные столпились вокруг Свамиджи, чтобы провести заключительный киртан. Затем, как и в храме, они склонились до земли, а Свамиджи стал читать молитвы Господу и парампаре. Но закончил он так: Слава собравшимся преданным! Слава собравшимся преданным! Слава Тихому океану!

Все засмеялись. Свамиджи выполнил желание своих учеников: они вместе насладились вечерним киртаном и пикником на берегу океана. А они в свою очередь выполнили его желание: пели маха-мантру и понемногу становились преданными Кришны и просто счастливыми людьми.

Хаягрива сидел в комнате Свамиджи и выжидающе смотрел на него. Несколько дней назад он нашел в библиотеке пьесу о Господе Чайтанье и принес ее Свамиджи. Но тот сказал, что ее содержание не заслуживает доверия, и решил сам сочинить сценарий для пьесы и позвал Хаягриву, чтобы его записать.

— Я дам тебе сюжет, — сказал он. — Вам останется только поставить пьесу.

Готовясь рассказывать о событиях из жизни Господа Чайтаньи, Свамиджи пребывал в легком и веселом расположении духа. Он сделал набросок двадцати трех сцен и теперь хотел подробно рассказать о каждой. Хаягрива не успел толком разобраться, что Свамиджи собирается делать, и не был еще готов конспектировать, а Свамиджи уже начал описывать первую сцену.

— Первая сцена, — начал он. — По дороге движется санкиртана, такая же, как у нас с вами. Замечательная процессия: с мридангой, караталами и рожком. А все вокруг поют — как обычно. Надо организовать очень хорошую процессию.

Во второй сцене появляется Кали, очень уродливый темнокожий человек, облаченный в дорогие царские одежды. Его царица тоже очень уродлива. Они встревожены. Они говорят между собой: «Началось движение санкиртаны. Как же теперь нам продолжать свои дела в этот век раздоров, Кали-югу?». В этом эпизоде в углу появляются двое-трое пьяниц, собутыльников. Такая будет сцена. В центре сидят олицетворенный век раздоров и его жена. В одном углу пьют, в другом кто-то заигрывает с женщиной. На остальном пространстве разыгрываются сцены азартных игр и убийства коровы. Вот так это должно выглядеть. А в середине — уродливый Кали разговаривает со своей уродливой женой: «Мы в опасности. Началось движение санкиртаны. Что же делать?». На этом сцена заканчивается.

Затем начинается прекрасная третья сцена — танец раса.

Тут Хаягрива прервал Свамиджи. У него были свои соображения насчет того, что он называл «драматической экспозицией».

— Я думаю, — сказал Хаягрива, четко выговаривая слова, — что происходящее должно относиться ко всему миру. То есть имена можно оставить индийские, но, мне кажется, описанную вами сцену с Кали и его супругой Порочностью, а также сцену с флиртом и скотобойней можно изобразить на западный манер.

Свамиджи не возражал, однако опасался, не подумали бы зрители, что имеются в виду только жители Запада — как будто только они вступают в недозволенные половые отношения. Хаягрива хотел было ответить, но решил, что не время цепляться к словам, а Свамиджи не терпелось продолжить рассказ об играх Господа Чайтаньи.

Бхактиведанта Свами: Танец раса выглядит так: Кришна и Радхарани стоят в центре, а вокруг Них — гопи. Помнишь, как недавно в парке люди танцевали с нами, взявшись за руки? Что-то вроде этого.

Хаягрива: Да, да.

Бхактиведанта Свами: Итак, один Кришна и одна гопи. Они танцуют. Такая сцена. Затем танец прекращается и Кришна ведет беседу со Своими подругами. Кришна обращается к ним: «Дорогие подруги, вы пришли ко Мне глубокой ночью, но это нехорошо, поскольку долг каждой женщины — угождать мужу. Вы пришли сюда в столь поздний час. Что же подумают ваши мужья? Поэтому, пожалуйста, возвращайтесь домой».

Гопи отвечают: «Как Ты можешь так говорить? Мы всем сердцем стремились к Тебе, преодолев множество трудностей. Не пристало Тебе гнать нас прочь». Вся беседа должна продолжаться в таком духе: Кришна просит их вернуться домой, а гопи настаивают: «Нет, давай продолжим танец раса!».

Затем, когда танец раса заканчивается, гопи уходят, а Кришна говорит: «Эти гопи для Меня дороже самой жизни. Они такие искренние преданные, что ни семейные обязанности, ни боязнь потерять доброе имя их не остановили. Они пришли ко Мне. Чем же Я могу им отплатить?». Итак, Он думал: «Чем же Мне отплатить им за эту экстатическую любовь? Я не смогу вернуть им долг, пока не встану Сам на их место, чтобы понять Себя. Сам Себя Я понять не могу. Я должен встать на место гопи и почувствовать, как они любят Меня».

Придя к такому выводу, Он принял облик Господа Чайтаньи. Поэтому Кришна темного цвета, а Господь Чайтанья — такого же цвета, как гопи. Вся жизнь Господа Чайтаньи — демонстрация любви гопи к Кришне. Все это нужно показать в третьей сцене. Что-то хочешь спросить?

Хаягрива: Вот поэтому Он решил прийти как Господь Чайтанья?

Бхактиведанта Свами: Господь Чайтанья, да.

Хаягрива: Для того чтобы...

Бхактиведанта Свами: Чтобы увидеть Кришну глазами гопи. Например, у нас с тобой есть какие-то отношения. Ты личность, и я личность. Но если я хочу понять, почему ты так предан мне, почему ты так любишь меня, то должен поставить себя на твое место. Это естественно. Это и следует показать.

Свамиджи рассказывал и объяснял истории одну за другой. Большинство из них Хаягрива слышал впервые. Порой он не мог правильно записать или даже произнести имена героев. Он не знал, кто была мать Господа Чайтаньи и был ли Нитьянанда преданным. А когда Свамиджи рассказал историю о Кшира-Чора-Гопинатхе, Божестве, укравшем для Своего преданного сгущенное молоко, то Хаягрива совсем запутался и решил, что сгущенное молоко украл Сам Господь Чайтанья.

Бхактиведанта Свами: Нет. О, ты что, не слушал? Чайтанья, увидев Божество, сел и стал смотреть на Него, а Нитьянанда Прабху тем временем рассказывал историю, почему это Божество стали называть Кшира-Чора-Гопинатхой. Ты что, не следишь за моим рассказом?

Хаягрива (собираясь с мыслями): Нитьянанда?

Бхактиведанта Свами: Нитьянанда сопровождал Господа Чайтанью...

Хаягрива: Нитьянанда рассказывал это Господу Чайтанье?

Бхактиведанта Свами: Да, Божество звали Кшира-Чора-Гопинатха. В этой истории (Свамиджи повторял это уже в третий раз) рассказывается, что когда-то это Божество украло для Своего преданного горшочек сгущенного молока.

Хаягрива: Хорошо. А какое отношение это имеет к Господу Чайтанье?

Бхактиведанта Свами: Господь Чайтанья был в этом храме. В те времена путь из Бенгалии в Джаганнатха-Пури проходил через то место, где стоял храм Кшира-Чора-Гопинатхи. Поэтому обычно все посещали этот храм. Некогда этот храм посетил и Мадхавендра Пури. Именно для него Гопинатха украл сгущенное молоко. С тех пор это Божество называют Кшира-Чора-Гопинатха. Эту историю рассказали Чайтанье Махапрабху. Сидя перед Божеством и слушая этот рассказ, Чайтанья Махапрабху радовался, что Господь так милостив и ради Своего преданного может даже что-то украсть. Это очень важно. Нужно изобразить очень красивый храм с Божеством на алтаре. Туда входит Господь Чайтанья, поющий «Харе Кришна». Там Он видит церемонию поклонения, арати. Это тоже нужно показать. И небольшую историю. Этого достаточно.

Когда Свамиджи рассказывал о визите Господа Чайтаньи в храм Сакши-Гопалы, Хаягрива опять сбился.

— Ты следишь за моим рассказом? — спросил Свамиджи.

— Нет, — выдавил Хаягрива. — Нет.

В конце концов Хаягрива перестал задавать вопросы и перебивать. Он практически ничего не знал ни о том, кто были герои, ни об их характерах, но стоило ему хотя бы немного узнать об этом, он пытался загнать их в рамки своей «драматической экспозиции». В действительности Свамиджи не только не возражал против вопросов Хаягривы, но даже приветствовал их, желая, чтобы Хаягрива понял, как поставить пьесу. Однако Хаягрива решил пока просто послушать.

Всего за час Свамиджи рассказал множество историй из первой половины жизни Господа Чайтаньи: о том, как, будучи пятилетним мальчиком, Он дразнил брахманов на берегу Ганги, о Его движении гражданского неповиновения против мусульманского судьи, о том, как в возрасте 24-х лет Он отрекся от мира, о Его последней встрече с любимой матерью, о Его дороге в Пури и путешествии по Южной Индии, о Его встречах и беседах с учениками, такими как Сарвабхаума, Рамананда Рай, Рупа Госвами и Санатана Госвами.

В конце концов утреннее расписание Свамиджи вынудило его прервать беседу. Настало время омовения и обеда. Было решено продолжить на следующий день.

Во второй раз Хаягрива слушал внимательнее, и трансцендентные сцены быстро сменяли одна другую. Описывая каждый эпизод, излагая слова и мысли Господа и Его спутников, Свамиджи, казалось, сам наблюдал за этими событиями. Особые чувства в нем вызвал рассказ о Господе Чайтанье и Харидасе Тхакуре.

— Харидас Тхакур родился в мусульманской семье, — начал Свамиджи. — Так или иначе он стал преданным и повторял святое имя триста тысяч раз в день: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе». Чайтанья Махапрабху объявил его ачарьей, великим учителем повторения святого имени. Поэтому мы прославляем его как намачарью: намачарйа харидаса тхакура ки джайа! Он был провозглашен ачарьей, великим знатоком науки о повторении «Харе Кришна».

Когда Господь Чайтанья принял санньясу, Харидас решил: «Дорогой Господь, Ты покидаешь Навадвипу. Какой мне смысл теперь жить? Возьми меня с Собой или позволь умереть».

На это Чайтанья Махапрабху ответил: «Нет. Зачем тебе умирать? Ты пойдешь со Мной». Он взял его в Джаганнатха-Пури. Харидас считал себя выходцем из мусульманской семьи, поэтому никогда не входил в храм Джаганнатхи. Но Чайтанья Махапрабху поселил его в доме Кашинатхи Мишры. Здесь Харидас повторял мантру, а Чайтанья Махапрабху посылал ему прасад. Так проходили его дни. Не было и дня, чтобы Чайтанья не навестил Харидаса.

Свамиджи хотел, чтобы в пьесу вошла сцена ухода Харидаса Тхакура.

Хаягрива: Это тот самый Харидас, которого мусульмане бросили в реку?

— Да, — ответил Свамиджи.

У Хаягривы невольно вырвалось: Так значит, он умирает прямо в пятой сцене?

Вопрос смутил Свамиджи. Хаягрива вновь продемонстрировал скудость своих духовных познаний: он говорил об уходе Харидаса как о смерти обычного человека.

— Ладно, — понял свою ошибку Хаягрива. — Как же там было дело?

Бхактиведанта Свами: Это событие очень важно. Чайтанья Махапрабху был брахманом и санньяси. Согласно порядкам, царившим тогда в обществе, Ему не полагалось даже касаться мусульманина. Харидас Тхакур был мусульманином, и все же, когда он умер, Чайтанья Сам взял его тело на руки и танцевал с ним. Он похоронил его и устроил раздачу прасада.

Поскольку Харидас был мусульманином, он не входил в храм Джаганнатхи — индусы очень строго за этим следили. Харидас был преданным, но он думал: «Зачем я буду создавать беспокойства?» Чайтанье Махапрабху очень нравилось скромное поведение Харидаса. Даже став преданным, Харидас не требовал, чтобы его пустили в храм. Но Чайтанья Махапрабху каждый день Сам приходил к нему. Отправляясь к морю, Он сначала заходил к Харидасу: «Харидас, что ты делаешь?». Харидас кланялся, а Господь садился и какое-то время беседовал с ним. Затем Чайтанья Махапрабху шел совершать омовение.

Так продолжалось какое-то время, пока однажды Чайтанья не заметил, что Харидас чувствует себя неважно. «Харидас, как твое здоровье?».

«Да, господин, не очень хорошо... В конце концов, это — материальное тело».

Через два дня Чайтанья Махапрабху увидел, что Харидас вот-вот оставит тело. Он спросил: «Харидас, чего бы ты хотел?». Они оба понимали, о чем идет речь. Харидас ответил: «Мой час настал. Если бы Ты милостиво согласился остаться со мной...».

Свамиджи полностью погрузился в напряженное эмоциональное переживание этой сцены, словно она разворачивалась у него на глазах. Он закрыл глаза и застонал: «М-м-м...» Воцарилось молчание. Затем он продолжил, медленно, запинаясь: Итак, Чайтанья Махапрабху стоял перед ним... и тот оставил тело.

Он глубоко вздохнул и замолчал. Хаягрива сидел, уставившись в пол. Когда он поднял глаза, то увидел, что духовный учитель плачет.

Свамиджи быстро набросал последние эпизоды своего сценария.

— Теперь пиши, — сказал он Хаягриве, — а я добавлю или подправлю. Это был просто конспект, набросок. Разработка за тобой.

Хаягрива вышел. Материала было много, и он очень сомневался, что когда-нибудь напишет эту пьесу. Но он был бесконечно благодарен Свамиджи за эту удивительную беседу.

Стэнфордский университет. Бхактиведанта Свами начал киртан. Он сидел в комнате отдыха для студентов, на столике для игры в бридж, и в маленький микрофон пел мантру. Ученики ему подыгрывали. Сначала собралось около двадцати человек, но постепенно зрителей становилось все больше и больше. Все пришедшие присоединялись к пению. Скоро комната преобразилась до неузнаваемости: более двухсот студентов, большинство из которых слышали мантру Харе Кришна впервые, танцевали и пели не хуже, чем самые раскованные хиппи с Хайт-Эшбери. Киртан шел больше часа.

Затем, обращаясь к студентам, Свамиджи объяснил, чему они только что стали свидетелями:
— Этот танец «Харе Кришна» — лучший способ избавиться от иллюзорного представления о себе как о теле. Наше Общество пытается передать миру этот бесценный дар Господа. Даже не понимая слов мантры, вы ощутили экстаз, побудивший вас танцевать.

Затем Свамиджи ответил на вопросы. Все шло как обычно, пока кто-то не спросил, что Бхактиведанта Свами думает по поводу призыва студентов в армию. Свамиджи ответил, что, раз они сами избрали себе такое правительство, какой толк теперь жаловаться, что оно гонит их на войну? Но некоторые из студентов — те самые, которые еще минуту назад пели и танцевали, — подняли крик: "Нет! Нет!". Свамиджи попытался обосновать свою точку зрения, но студенты в гневе стали кричать еще громче и устроили настоящий бедлам. В конце концов Свамиджи взял караталы и снова запел. Бунтовщики ушли.

На следующий день газета «Пало-Альто таймс» поместила на первой полосе рассказ об этом событии, с большим заголовком и фотографией киртана.

Бхактиведанте Свами понравилась статья, и он попросил сделать с нее несколько копий.

— Как они назвали танец? — засмеялся он. — «Свами»?

Сверху, над фотографией киртана, он написал: «Когда Свами Бхактиведанта поет свое гипнотическое „Харе Кришна“, все присоединяются к нему в полном экстазе».

Преданные привезли Свамиджи в Христианский союз молодежи, где аудитория состояла почти исключительно из детей. Преданные украсили зал плакатами с изображениями Кришны и повесили большой транспарант с текстом маха-мантры. Во время киртана дети тоже пели. Перед самой лекцией Гурудас напомнил Свамиджи:  «Может, стоит говорить попроще — им всем от 9 до 14 лет?». Свамиджи молча кивнул.

— Кто из вас самый разумный? — начал он.

Никто не откликнулся. Но вот какой-то двенадцатилетний мальчуган, подталкиваемый своими учителями и товарищами, поднял руку. Свамиджи поманил его к себе. На мальчике были очки с толстыми линзами, шорты и спортивная курточка, волосы — очень аккуратно зачесаны назад.

Указав на его голову, Свамиджи спросил:  «Что это?».

Мальчуган чуть было не хмыкнул, услышав такой простой вопрос: «Моя голова!».

Тогда Свамиджи указал на его руку и спокойно продолжил: «А это что такое?».

— Моя рука! — ответил мальчик.

Затем Свамиджи показал на его ногу и спросил:  «А что это?».

— Моя нога, — мальчик по-прежнему смотрел недоверчиво.

— Верно, — сказал Свамиджи. — Ты говоришь "моя голова", "моя рука", "моя нога", "мое тело". Но где же ты сам?

Мальчик совершенно растерялся, не зная, что и ответить на этот простой вопрос.

— Мы говорим "моя рука", — продолжал Свамиджи. — Но кто владеет этой рукой? Когда мы говорим "моя рука", это значит, что рука кому-то принадлежит. Но где живет этот кто-то? Я не говорю: "Я — рука". Я говорю: "Моя рука". Итак, я и моя рука — не одно и то же. Я нахожусь в своем теле, а вы в своем. Но я — не тело, и вы — не тело. Мы отличны от тела. Быть по-настоящему разумным значит понимать, кто вы такой.

Итак, в один из субботних вечеров Свамиджи и двое преданных вышли на Хайт-стрит и направились в «Психоделический магазин». На улицах толпилась молодежь: хиппи, сидящие вдоль тротуара и торгующие папиросами с гашишем и прочими наркотическими принадлежностями; гомосексуалисты; безумно одетые ребята с раскрашенными лицами. Тут и там парни и девушки собирались в небольшие группы, чтобы покурить марихуану, выпить, попеть и поиграть на гитарах — обычный вечер на Хайт-стрит.

В «Психоделическом магазине» было не продохнуть от дыма табака и марихуаны, смешанного с алкогольными парами и запахом пота. Свамиджи вошел в комнату для медитации, задрапированную тканью в полоску, и сел. Комната была забита хиппи, многие из которых лежали на полу в невменяемом состоянии, глядя на него из-под полуопущенных век. Хотя говорил он тихо, само его присутствие каким-то образом удерживало их внимание. Аудитория была довольно вялой, но все же смогла по достоинству оценить его слова, и, когда Свамиджи закончил, те, кто был еще в сознании, выразили ему свое одобрение.

В субботу, 1 апреля, незадолго до своего отъезда из Сан-Франциско, Свамиджи получил приглашение от Лу Готлиба, возглавлявшего «Ранчо „Утренняя звезда“» — коммуну хиппи-нудистов. Преданные объяснили Свамиджи, что «Утренняя звезда» — это сообщество молодых людей, живущих в лесу. Эти хиппи тянулись к духовному. Они выращивали овощи и поклонялись солнцу. Они брались за руки и слушали ветер. И, само собой разумеется, у них не было недостатка в наркотиках и свободном сексе.

Утром Лу заехал за Свами. Они немного побеседовали, и Свамиджи угостил его расагуллой (творожным шариком, пропитанным сахарным сиропом). Сразу же после этого они выехали в «Утреннюю звезду», расположенную примерно в ста километрах к северу от Сан-Франциско.

Лу Готлиб: Я попросил Свамиджи пристегнуть ремень. Но он отказался. Он сказал, что все в руках Кришны, или что-то вроде этого. По дороге я демонстрировал ему свои обширные познания, обретенные благодаря чтению биографии Рамакришны. Тогда Бхактиведанта дал мне лучший совет из когда-либо слышанных мною. Мы говорили о Рамакришне, Вивекананде, Ауробиндо, о том о сем. И он сказал, мягко положив мне руку на колено: «Знаете, когда вы встали на истинный путь, все дальнейшие исследования по сравнительному религиоведению — просто чувственное наслаждение».

Ранчо «Утренняя звезда» располагалось на территории бывшей птицефермы, в лесу из секвой, где деревья достигали в высоту шестидесяти метров. Часть земли была расчищена под поля. Там стояли палатки, несколько небольших хижин, непрочных на вид, и два или три шалаша на деревьях. Единственным приличным домом, стоявшим в стороне от других, был дом самого Лу, бывший курятник. В коммуне постоянно проживало около ста человек, а по выходным, если была хорошая погода, их число увеличивалось до трехсот, за счет приезжавших поработать на земле или просто побродить нагишом и "словить кайф".

Свамиджи приехал прекрасным солнечным днем, в час пополудни. Он хотел немного отдохнуть, и Лу предоставил в его распоряжение свой дом. Прогуливаясь возле домика, Свамиджи заметил несколько обнаженных мужчин и женщин, работавших с мотыгами на огороде. Один из них, невысокий, коренастый юноша, Герби Брессак, прервал работу и подошел поздороваться.

Герби: Лу Готлиб представил нас друг другу. В это время мы как раз сажали картошку. Он сказал: «Это Свами Бхактиведанта». Я вышел с огорода и пожал Свамиджи руку. Я сказал: «Привет, Свами». Он спросил меня: «Что вы делаете?». Я ответил, что мы сажаем картошку. Тогда он снова спросил: «Что вы делаете со своей жизнью?». Я ничего не ответил.

Через несколько минут Свамиджи был готов начать киртан. Вместе с Лу он вышел на холмистый луг, где хиппи соорудили для него беседку из диких цветов, формой напоминавшую раковину, и поместили в нее деревянное сиденье. Свамиджи уселся и начал петь. Члены коммуны, с нетерпением ожидавшие приезда Свами, с радостью приступили к совместной медитации.

Майк Морисси: Кто-то из нас был одет, кто-то — нет. Некоторые танцевали. Но Свами не смотрел на наши тела, он смотрел на души и проливал на нас милость, в которой мы так нуждались.

Киртан прошел на ура. На одного из членов коммуны он произвел такое впечатление, что он решил тут же одеться и вернуться в Сан-Франциско вместе со Свами. Лекция была очень короткой, и сразу после нее Свамиджи направился к автомобилю, пожимая хиппи руки и обмениваясь с ними любезностями.

В тот раз он мало говорил о философии, но его киртан произвел на обитателей «Утренней звезды» огромное впечатление. Готовясь уехать, он сказал одному молодому человеку: «Продолжайте повторять мантру Харе Кришна». И они последовали этому совету.

Лу Готлиб: Свами был чрезвычайно разумный человек и хорошо знал свое дело. В нем не было и тени ханжества. Он не корчил из себя святого, не "возводил-молчаливо-глаза-к-небу". Единственное, что я помню, это то, что находиться с ним было очень приятно. Было какое-то невероятное чувство уверенности и покоя. Не было никаких сомнений в том, что маха-мантра, если хотя бы раз ее услышать, навсегда останется в вашей голове. Она никогда не прекратит своего действия. Она проникает в каждую клетку тела, пробуждает ДНК... или что-то вроде того. Вскоре после этого добрая половина хиппи из «Утренней звезды» начала серьезно повторять мантру. Те, кто это делал, были очень искренними людьми, ищущими Бога. Их желание было на тысячу процентов искренним, особенно если учесть обстановку, в которой они находились. Все они раньше принимали наркотики, это точно. Но не подлежит сомнению и то, что, соприкоснувшись с маха-мантрой, они тут же всё это бросили.

Небрежно набросив на плечи чадар, Свамиджи остановился у открытой двери автомобиля и в последний раз, прощаясь, взглянул на преданных и храм в помещении магазинчика. Теперь это уже не просто магазинчик, а нечто куда более значительное: Нью-Джаганнатха-Пури. Он приехал сюда, выполняя волю Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати. Кто из его духовных братьев мог представить себе, до какой степени безумными окажутся эти американские хиппи, одурманенные наркотиками и кричащие: «Я — Бог!»? Так много юношей и девушек, несчастных и безумных, несмотря на все свое богатство и образование! Но сейчас благодаря сознанию Кришны некоторые из них обретали счастье.

В день его приезда в Сан-Франциско репортер спросил у него, почему он приехал именно в Хайт-Эшбери.  «Потому что здесь можно недорого снять квартиру», — ответил Свамиджи. Он хотел распространить Движение Господа Чайтаньи — зачем еще ему было приезжать в этот обшарпанный магазинчик и жить рядом с китайской прачечной и бесплатным магазином диггеров? Журналисты спросили его, приглашает ли он в свое Движение хиппи и богему? «Да», — сказал он, — «я приглашаю всех». Но он знал, что, присоединившись к нему, они уже не будут такими, какими были до этого.

Сейчас преданные жили одной семьей. Те, кто будет выполнять его указания, сумеют сохранить свою силу. Если они будут искренни, Кришна поможет им. В храме находится Господь Джаганнатха, и они должны поклоняться Ему с верой и преданностью. Повторяя мантру Харе Кришна и следуя указаниям своего духовного учителя, они непременно очистятся.

Вместе с несколькими учениками Свамиджи сел в машину, и они поехали в аэропорт. За ними следовало несколько автомобилей, заполненных преданными.

В аэропорту преданные плакали. Чтобы как-то успокоить их, Свамиджи пообещал, что вернется, если они устроят Ратха-ятру.

«Вы должны организовать процессию, которая пройдет по главной улице города», — сказал он. — «Сделайте все как следует. Мы должны привлечь как можно больше людей. В Джаганнатха-Пури этот праздник проводят каждый год. В это время Божество Джаганнатхи выходит из храма».

Свамиджи знал, что должен будет вернуться, чтобы сберечь нежные ростки преданного служения, которые он посадил в их сердцах. Если он не приедет, его ученики-неофиты вряд ли выживут в океане материальных желаний под названием Хайт-Эшбери. Он несколько раз повторил, что обязательно к ним вернется. Он просил их сотрудничать друг с другом: Мукунду, Шьямасундару, Гурудаса, Джаянанду, Субала, Гаурасундару, Хаягриву, Харидаса и девушек.

Всего два с половиной месяца назад он прибыл сюда, в этот аэропорт, где его встречала толпа молодых людей, поющих мантру Харе Кришна. Многие из них теперь были его учениками, хотя едва ли сознавали свою духовную природу и вряд ли исполняли все данные ими обеты. И все же, покидая их, он не чувствовал угрызений совести. Он знал, что некоторые из них уйдут из сознания Кришны. Но он не мог остаться здесь навсегда. У него было не так много времени.

Бхактиведанта Свами, отец двух небольших групп преданных-новичков, нежно прощался с одной из них и направлялся на восток, туда, где совсем в другом настроении, радуясь предстоящей встрече, его ждала другая группа.